– Хорошо, – только и сказал Серов, – только не после ужина, а до него. После ужина я отправлю всю роту спать. Завтра на десять выход назначил.
Ханин кивнул, соглашаясь с мичманом, и, попросив его разбудить, когда будет разговор с бойцами, поднялся и снова перебрался на кушетку.
Как и договаривались, все собрались до ужина в доме командиров. Ханина разбудили и напоили неизвестно откуда принесенным чаем. Придя в себя и перекурив, он быстро представил всем и Дениса, и второго бойца. Рассказал их историю. Ребята дополнили ее подробностями. Денис, как всем показалось, многого не договаривает, но насиловать пацана не стали, отправив за сухпайком в первый взвод. Второго бойца, посчитав, что у него все-таки вполне реальная история, тоже отослали, только во второй взвод. С Михаилом дело обстояло труднее. Выслушав рассказ курсанта, каждый пришел к каким-то своим выводам и не спешил ими делиться. Серов, к примеру, просто удивленно рассматривал Михаила. Исхудавший, с впавшими глазами, со следами побоев на лице, с уже зарубцевавшимся шрамом на брови, тот не вызывал никаких эмоций, кроме сочувствия. Но были в комнате и те, кто знал историю, как Роман и Михаил убегали, и сочувствия не испытывали. Только брезгливость и презрение. Как и положено, самым сдержанным в своих эмоциях оставался Ханин. Когда Кирилл, что тоже присутствовал на этаком собрании, покидая комнату, дал подзатыльник Михаилу, Ханин не поленился и, выйдя на крыльцо, пнул Кирилла, совершенно не щадя его самолюбия.
– Все понятно? – спросил Ханин.
Кирилл насупился, обиженно кивнул, потирая ушибленный копчик, и только сказал:
– Понятно.
Те в дворике, кто видел эту процедуру, сначала улыбались, но под взглядом Ханина убрали улыбки и разошлись по своим взводам. Отовсюду уже звали за вечерними пайками.
Вернувшись в дом, Ханин застал разговор Серова с Михаилом.
– И чего дальше…
– Дальше просто все было. Они нам уже даже шанса сбежать не оставили.
– То есть Ромка там в конкретной заднице остался? – спросил Серов, и Михаил чуть не плача кивнул.
Покачав головой, Серов сказал, обращаясь к Ханину и словно забывая про разговор с Михаилом:
– А все-таки быстро вы обернулись.
– Угу. Мы, знаешь ли, спешили, – кивнул Ханин.
– Да я верю, что вы не тормоза.
– Угу. Только нам и сейчас тормозить нельзя. У меня после этих бандюганов ощущение, что они всей сворой за нами по пятам идут.
– Вряд ли… Ну, хорошо. Что дальше-то делать будем? – спросил мичман, закуривая.
– Спокойно двигаемся на восток. Километров по тридцать в сутки, не больше, чтобы народ мог силы экономить на таком пайке скудном.
– С такими дождями? – удивился Серов, указывая на улицу, где дождь, надо сказать, еле моросил, не то что был даже заметен.
Ханин, усаживаясь за стол, сказал:
– Если эти лошади могут в ножички под дождем во дворе играть, значит, и переход осилят. Кстати, как они сюда-то дошли?
– С приключениями, – признался Серов. – Целый взвод потеряли. Потом нашли. Они, видите ли, отдохнуть остановились. Я, короче, от души их три километра бегом гнал. А потом обратно ко всей роте, чтобы место в строю заняли.
Покачав головой и весело хмыкнув, Ханин все-таки сказал:
– Не зверствуй. Сам понимаешь, у них в голове проблем хватает.
– Вот чтобы не было лишнего в голове и надо, чтобы они заняты были постоянно.
Ханин, тоже закуривая, сказал:
– Будешь меня учить, как воспитывать курсантов?
– А что, я не прав? – хмыкнул Серов.
– Прав, но не так же насиловать, когда даже питания нормального нет. Кстати, провиант еще пополнили?
– Конечно, – ответил Серов. – Обыскали все брошенные дома. Местные, что остались, многое растащили, но нам хватит на несколько дней.
– Ну и хорошо. Слышишь, Михаил, иди дежурному по роте скажи, чтобы тебе дали поесть. А мы пока с господином мичманом подумаем, что с тобой дальше делать.
– Я еще с ним не закончил, – сказал Серов.
– Значит, после ужина закончишь. Иди, курсант. Пока в третий взвод.
Оставшись вдвоем, Серов сказал:
– Тяжело будет сопляку этому после того, что он сделал.
– Да все забудется, – отмахнулся Ханин. – Жалко Ромку, конечно… но не убивать же этого…
Они пили чай, когда вошел дневальный и сообщил, что в доме, где расположился третий взвод, избили Михаила.
– Твою мать… – только и сказал Ханин, и они вместе с Серовым вышли под моросящий дождь. Пока мичман вел Ханина к нужному дому, старший лейтенант заметил в окнах домов рассматривающих их местных.
– Они правда не хотят нам помочь с провизией?
Серов понял, о чем речь, и только хмыкнул в ответ, мол, странный вопрос, хотели бы – помогли.
– Вечером пройдусь поговорю с ними, – решил Ханин и первым вошел в дверь дома, где случилась драка.
Возле самых дверей, забившись в угол и пряча окровавленное лицо, сидел Михаил. Его плечи тряслись от рыданий, но звуков он не издавал. Почти в полном составе весь третий взвод стоял тут же в большой прихожей и смотрел на вошедших командиров.
Серов сразу присел и заставил Михаила отвести руки от лица. Ханин, заметив, что парню не только губы разбили, но и нос сломали, только крепче сжал челюсти и сказал громко, чтобы все слышали:
– Кто это сделал?
Он зло осматривал курсантов и, остановившись на одном из командиров отделения, начал говорить, выплевывая ему в лицо слова:
– Вопрос понятен? Кто. Это. Сделал.
Не слыша, да и особо не надеясь услышать ответ, Ханин выматерился и, никого не стесняясь, выпалил:
– Вы хуже тварей. Вы бандитская кодла. Вы ничем не лучше тех, от кого… он вырвался. И те его смертным боем били, и вы. Отлично. И кто у вас пахан? Я спрашиваю, кто в вашей кодле пахан? Комод! Отвечать!
Словно от пощечины, командир отделения отпрянул от рыка Ханина.
– Чего, шавки? Как это у вас называется? На правеж поставить? Пацан только вырвался, думал, спасся, так вы его тут ногами забить решили. Ну не уроды ли, – он выдохнул и, обращаясь к Серову, сказал: – Неси его, мичман, к нам. Попробуем выходить.
Серов помог подняться дрожащему и обливающемуся кровью Михаилу и вывел его во двор. Ханин, почувствовав, что дверь закрылась, сказал:
– Какая сука это начала?
Взвод молчал.
– Я повторяю: кто начал избивать бойца?
Видя, что ответа не будет, Ханин скомандовал:
