Герцог мгновение не отвечал, а потом улыбнулся слабой довольной улыбкой.
У Женевьевы сложилось странное впечатление, будто она прошла испытание и снова удивила его.
— Предоставлю это вашему воображению, мисс Эверси. Я лелею свои тайны.
Она хмыкнула, но, несомненно, была потрясена.
Гарри с усилием пытался удержать крикетную клюшку в ладони. Странно, как весь его вид не вязался с этой беседой.
«Знает ли Гарри о таких поцелуях? Приходят ли ему в голову подобные мысли? Понимает ли он, что сделало со мной одно лишь легкое прикосновение его губ к моей руке? Понимает ли, какие мечты оно породило? Неужели другие женщины тоже думают об этом? Поцеловал бы настоящий мужчина мои губы?»
Женевьеве снова захотелось коснуться своих губ и попытаться представить.
Она вцепилась в траву, потому что ей хотелось ощущать под собой твердую почву. Она была ошеломлена и смущена еще более, чем вчера. Казалось, вокруг нее колыхалось море и ее только что бросили в волны чувственного познания, которое никогда не коснется ее, если Гарри женится на Миллисент.
Проклятый герцог! Женевьева была очень умна, но он дал ей ясно понять, что она ничего не знает.
— Он дал вам обещание после поцелуя, мисс Эверси?
Никогда она не привыкнет к его насмешливому тону, каким он говорил о том поцелуе.
Женевьева промолчала.
Герцог принял ее молчание за утвердительный ответ.
— Вы помолвлены? Он отказался от своего обещания? — поспешно спросил он.
Его голос был напряжен, как будто он собирался устроить Гарри трепку, если это правда.
— Не совсем. Просто мне так казалось. Мы были близки так давно, и у меня не было причины сомневаться, по крайней мере до вчерашнего дня…
— А теперь он собирается сделать предложение вашей дорогой подруге Миллисент?
Герцог мог бы с тем же успехом вонзить в нее стрелу. Именно такое чувство испытала Женевьева, услышав эти слова от другого человека.
Она прикрыла глаза рукой и судорожно вздохнула:
— Да, он мне сказал.
И Женевьева смело посмотрела в глаза герцогу.
Он казался чуть удивленным, недоуменно покачал горловой, но она не знала, относится ли это к Гарри или к ней.
— Он когда-нибудь присылал вам цветы?
— Однажды он подарил мне букет полевых цветов, — мрачно призналась Женевьева.
Судя по вновь приподнявшимся бровям герцога, он счел это признание забавным.
— А ее он целовал? Присылал ли ей цветы?
Снова эта боль!
— Не знаю. Она мне не говорила, и он тоже. Обычно мы с Миллисент все друг другу рассказываем. И я думала, что и Гарри рассказывает мне обо всем.
— Если вы не признались Миллисент в ваших чувствах к лорду Осборну, значит, вы не все ей рассказывали, не так ли?
Обычно все считали Женевьеву умной, но в тот миг она чувствовала себя совершенной дурочкой. Герцог был прав. Она и подумать не могла, чтобы Гарри питал нежные чувства к Миллисент, она была уверена, что они все друзья.
— Боюсь, это очевидно. По меньшей мере мне. Но вы очень скрытны, и я уверен, больше никто ни о чем не подозревает, — заметил герцог, с трудом сдерживая смех.
Женевьева мрачно взглянула на него:
— Как же мне повезло, что именно вы это заметили и решили меня помучить!
Он рассмеялся. Смех у него был приятный, такой глубокий и искренний. Женевьева заметила: его непросто рассмешить. Ей было радостно осознавать, что ей это удалось.
И это оказалось его слабым местом. Она могла заставить его неожиданно смеяться.
Однако у Женевьевы был припасен еще один сюрприз. Она прямо спросила его:
— Скажите мне, лорд Монкрифф, раз уж мы заговорили столь откровенно, какую игру вы ведете?
Глава 10
Нет, герцог не был застигнут врасплох, но вопрос Женевьевы заставил его на мгновение замолчать.
— Игру? Я не понимаю. Почему вырешили…
Женевьева так тяжело вздохнула, что ей показалось, будто заколыхалась трава рядом с ними.
— Довольно, — раздраженно прервала она. — Очень умные люди зачастую считают, что нет никого умнее их. А это не очень-то умно с их стороны, вам так не кажется?
— После короткого знакомства с вами, мисс Эверси, я бы никогда не счел вас глупой.
Она не желала слышать утешений, особенно сказанных столь ироничным тоном.
— Теперь я буду исключительно умной. Вы изо всех сил пытались ухаживать за мной, и это, могу вас заверить, приводило меня в замешательство, создавало массу слухов и вызывало у окружающих смех. Но на самом деле я вас не интересую. Я совсем не похожа на леди Абигейл. А вот Миллисент похожа. Вы заметно любуетесь ею, когда она поблизости, а ведь она и внешне очень напоминает леди Абигейл. Уверена, у меня есть несколько привлекательных свойств, как мне говорили другие молодые люди. Но только вас они не интересуют. Вы ведете какую-то вашу игру. Я хочу знать, что это за игра. Ведь вам не нужно мое приданое.
Невероятно, но ее слова позабавили герцога. В его глазах вспыхнула восторженная ирония.
— Привлекательные свойства? Возможно, я просто люблю разнообразие…
— Довольно! И вот еще что: когда вы смотрите на моего брата Йена или слышите его имя, в ваших глазах мелькает какое-то зловещее выражение. И это всякий раз. И это не очень умно с вашей стороны. И да, полагаю, я единственная это заметила.
О Боже!
Наступила такая тишина, словно над ними вдруг раскрылся незримый купол. Герцогу уже не было смешно.
Женевьева никогда не видела его таким притихшим. Он словно хотел скрыться, как дикое животное, сливающееся с окружающим пейзажем благодаря маскировочной окраске в надежде избежать нападения или собираясь напасть. Она загнала его в угол, и ему это не понравилось. И тут Женевьеве стало страшно, так как она не сомневалась, что герцог опасен, изобретателен и безжалостен, особенно когда у него нет выхода.
Она догадывалась, что это случалось с ним не так уж часто.
Видно было, как он напряженно думает. Ее сердце учащенно билось, но разочарование сделало ее безрассудной и смелой, и впервые в жизни ей стало все равно.
Женевьева с неумолимым видом ждала его ответа. Она и глазом не моргнула.
Герцог вздохнул:
— То зловещее выражение, которое вы якобы замечаете на моем лице, всего лишь следствие несварения желудка.
Но голос у него был чуть раздраженный. Веселые нотки вернулись, но теперь к ним примешивалось предостережение. Он не потерпит подстрекательств с ее стороны.
