Он сказал «почти».
Он солгал. Женевьева улыбнулась про себя.
А если нет? Ее улыбка тут же погасла.
Она не хотела верить, что может быть что-то прекраснее этого поцелуя. Когда целуешь любимого человека, находишься на небесах от счастья.
«И он возвестит или по крайней мере пообещает самое невероятное физическое наслаждение, которое вы когда-либо познал и, и не важно, будет ли это обещание выполнено».
Женевьева тяжело вздохнула и опустилась на край кровати.
Осторожно провела кончиками пальцев по губам и посмотрела на себя в зеркало.
Обещание. Именно это и случилось.
Она резко отдернула руку и посмотрела на нее. На ту самую руку, которую поцеловал Гарри.
Этой руки коснулся герцог, когда они на днях сидели на траве.
Сегодня вечером она дотронулась до его груди этой ручкой, когда их губы слились в поцелуе.
Воспоминания снова вернулись к ней: его горячие губы со сладким привкусом коньяка, от их прикосновения по ее венам словно заструилась раскаленная ртуть. Кожа на его груди, гладкая и упругая, в завитках темных волос, которые она перебирала пальцами. Напряженные бедра, напряженная плоть, крепкие руки, уверенно прикасавшиеся к ее телу, отозвавшемуся на его призыв. Ее тело было будто создано для этого.
Он запустил руки в ее волосы. С его стороны это было знаком снисхождения, проявлением нежности. Он весь дрожал от желания.
Подобные воспоминания обладают такой силой, что Женевьеве не следует вызывать их слишком часто, как не следует часто вызывать духов во время спиритического сеанса.
Она резко встала и подошла к розам. Погладила их нежные бархатные лепестки. Обхватила бутон пальцами. Представила руку герцога, скользившую вниз по ее спине, прижимавшую ее все крепче к себе.
При этом воспоминании Женевьева испытала такое острое наслаждение, что закрыла глаза.
Она представила, как он идет к своей кровати. Вспоминает ли он их поцелуй? Сможет ли он заснуть? Или для него это лишь обычный эпизод, для него, который знает все о… лошадях?
Женевьеве стало страшно.
Тяжело дыша, она закрыла лицо руками.
Ей было страшно совсем по иной причине. Больше всего ее испугали последние слова герцога: «Не важно, будет ли это обещание выполнено».
Теперь, вновь переживая в памяти их поцелуй, Женевьева поняла: она умрет, если обещание не будет исполнено.
Сквозь окно утренней столовой виднелся прямоугольник ярко-голубого осеннего неба и ряды оголенных деревьев. Очередной ясный день, очередной обильный завтрак.
Миссис Эверси легко коснулась руки своего мужа. Сигнал, Так поступают все женатые люди. Чуть заметное подрагивание бровей могло означать что угодно. Если бы кто-то другой так долго и не отрываясь смотрел на Женевьеву Эверси за завтраком, это сочли бы неприличным. Но это делал их гость, к тому же он был герцогом.
Но возможно, он просто устал и непроизвольно заинтересовался своим отражением в серебряном кофейнике, стоящем как раз напротив.
Именно это и попытался объяснить своей жене Джейкоб Эверси легким движением бровей. Своего рода пожатие плечами.
Сегодня все присутствующие за столом мужчины выглядели, помятыми. Им удалось одеться и застегнуться на все пуговицы, как подобало, но у тех, кому пришлось обходиться без помощи слуги, не хватало на лице бакенбардов, которые они случайно сбрили дрожащими с похмелья руками. И у всех были покрасневшие веки.
Йен Эверси нечаянно перехватил взгляд герцога. Он взял нож и медленно поднес его к тарелке, разрезая кусок ветчины с видом разбойника, перерезающего горло своей жертве.
Йен шумно сглотнул.
— Йен, у тебя совсем нет аппетита, — с укором заметила мать. — Возможно, тебе следует меньше пить.
Герцог медленно прожевал, проглотил кусок и улыбнулся. Он совсем не любовался своим отражением в кофейнике.
Женевьева Эверси была, как всегда, спокойна, немного заспанна и прелестна в нежно-голубом платье, а ее волосы, вчера ночью струившиеся по плечам темным водопадом, оказались сегодня волшебным образом собраны и приручены. Женщины поступали так, чтобы показать своим волосам, кто хозяин.
Герцог не мог забыть прикосновения к ее волосам. К концу этой недели он вновь хотел увидеть их распущенными.
— Сегодня прекрасная погода, и я подумал, почему бы нам не отправиться в Роузмонт, — предложил он. — Это мое поместье в Суссексе. Я провожу столько времени в Лондоне, а там бываю редко. Это всего в часе езды отсюда, и дождь еще не превратил дороги в непроходимые.
— Очень любезно с вашей стороны, Монкрифф.
В ответ на настороженное замечание Джейкоба Эверси герцог одарил его холодным взглядом.
Внезапно Джейкоб пододвинул серебряный кофейник поближе к нему.
Изольда Эверси посмотрела на мужа и с трудом сдержала улыбку.
— Зачем вы, сэр?
Гарриет рассердилась, что кто-то взял на себя ее обязанности. Она подбежала к столу, засуетилась и сама налила герцогу чашку кофе, чтобы он ненароком не повредил запястье, если вдруг решится обслуживать себя сам.
— Я не знал, что у вас есть поместье в Суссексе, Монкрифф, — со слабой улыбкой заметил Гарри Осборн.
— Да, — непринужденно ответил герцог, — и там есть несколько картин, которые только и ждут взгляда знатока. Они достались мне по наследству. Хотелось бы больше про них узнать.
Под глазами Женевьевы залегли голубоватые тени. Она тоже почти не спала.
Пока она еще не встретилась с ним взглядом. Но это скоро случится.
— Возможно, мы с Женевьевой сможем вам помочь, — поспешно предложил Гарри.
Монкрифф не обратил на его слова никакого внимания.
— Кажется, где-то в доме у меня есть рисунок котенка, но я так давно там не был…
Миллисент улыбнулась. Она была не так уж простодушна, чтобы не понимать, когда над ней посмеиваются. И она ничего не имела против.
— Ты помнишь лебедей? — внезапно спросила Женевьева. — Помнишь наш первый визит в Роузмонт, Миллисент? Нам захотелось там побывать, пока герцог был в отъезде.
— Они были великолепны, — согласилась Миллисент.
— А дом открыт, Монкрифф? — поинтересовался Джейкоб Эверси.
— Несколько дней назад я сообщил слугам, что могу провести там пару дней, так что все готово.
Гарри вскинул голову. Рука с вилкой застыла в воздухе. Костяшки его пальцев побелели.
Он осторожно положил вилку на тарелку и откашлялся.
— У вас… — Гарри был так напряжен, что его челюсти сурово сжались. — Я хотел спросить, лорд Монкрифф…
Все повернулись в сторону Гарри.
