— Почему ты так говоришь? — услышала свой спокойный голос Женевьева.
— Я скажу тебе то, о чем никогда не узнает ни одна живая душа. В конце игры он попросил меня раскрыть карты, и я показал ему свой расклад, он был отличный, кстати говоря. Я не просто безрассудно рисковал. Он лишь мельком взглянул и после моей последней ставки сбросил карты. Герцог заявил, что у меня расклад лучше, чем у него, и он проиграл. Я взрослый человек, Женевьева, но тогда чуть со стула не свалился, потому что поставил на кон свой последний шиллинг. А он играл на свое поместье в Суссексе, на Роузмонт. Теперь оно принадлежит мне.
Сердце Женевьевы перестало биться. Она сжала в руках записку, смяв края.
А Гарри беспечно продолжал:
— Я плохо помню, что было потом. После игры все как-то сразу разошлись, в том числе и герцог ушел. Мне таки не удалось пожать ему руку и попрощаться. Я еще немного побыл в комнате, счастливый от своего выигрыша, ведь всю неделю было столько проигрышей. Потом появились слуги и начали прибирать. Когда все гости ушли, я из любопытства взглянул на карты герцога. Они все еще лежали на столе. И знаешь, Женевьева, выиграл-то он! Все его карты были одной масти. Если бы он не сбросил их, то разорил бы меня.
Женевьева не чувствовала ни ног, ни рук.
— Хочешь сказать, он специально проиграл тебе?
— Не знаю, было ли это специально. Но после этого я смог сделать тебе предложение.
«Но мы не любим друг друга…» Так она сказала герцогу, когда он предложил ей выйти за него. Тогда он ничего не ответил, не стал соглашаться. Просто выслушал ее слова, будто молча принял удар.
Он позволил Гарри сделать ей предложение. Он отдал ей все, чего она желала, потому что он любил ее. И он не мог поделать ничего другого, ведь он считал, что она любит Гарри.
«Ничто не доставляло мне столько радости, как мысль о том, что со мной она в безопасности и счастлива». Так герцог сказал о его любви к своей жене.
— Может быть, мы назовем ребенка в честь него, нашего первенца.
Женевьева не пришла в ужас, но посмотрела на Гарри с откровенным удивлением. Господи, он действительно ничего не понимал.
И вновь он неверно истолковал ее взгляд.
— Хорошо, тогда пусть будет Александра, если родится девочка. Если ты больше хочешь дочку. Лишь бы она или он были похожи на тебя.
«Он любит меня. Гарри и вправду меня любит».
И тут же ей в голову закралась предательская мысль: что он знает о любви?
— Женевьева, о чем ты думаешь?
Она молча посмотрела на Гарри. Впервые легко коснулась его щеки.
Его взгляд потеплел.
— Какой же он подлец! — яростно прошептала она.
И выбежала из комнаты.
Она промчалась мимо своей удивленной семьи, выбежала из дома и у помощника конюха, который задрожал от страха при виде взбешенной мисс Эверси (она ведь всегда была такой тихой и милой!), которому теперь всю неделю будут сниться кошмары, выяснила, что герцог Фоконбридж приказал кучеру везти его в Роузмонт.
Женевьева повернулась к главному конюху.
— Отвезите меня в Роузмонт, — приказала она. — Запрягайте лошадей и велите кучеру везти меня прямо сейчас.
— Сейчас, мисс Женевьева?
— Сейчас!
Если бы у нее в руках был хлыст, она бы сломала его. Конюх поспешно отступил назад и поднял руку, словно защищаясь от ее свирепого взгляда.
Когда коляска Эверси свернула на подъездную аллею, вся семья и Гарри провожали ее с изумленными лицами.
Женевьева нашла герцога в кабинете, расспросив слугу, который оказывал им на днях такой вежливый прием. Он разбирал бумаги, готовясь передать Роузмонт Гарри.
На мгновение она застыла в дверях и тихо прошептала:
— Подлец.
Монкрифф медленно повернулся и замер, увидев Женевьеву. Он словно пожирал ее глазами.
Она заметила в его взгляде чуть заметное беспокойство.
Прошло несколько минут, прежде чем он заговорил:
— Прежде ты называла меня барсуком…
Она не улыбнулась.
— Ты отпустил меня. Ты позволил мне стать его женой.
— Да, я отпустил тебя и позволил тебе выйти за него. Он сделал предложение?
Герцог говорил так спокойно, что Женевьеве захотелось его ударить. Она подняла было руку, но тут же опустила ее. Она вся дрожала от бешенства. Герцог пробудил в ней столько переживаний: смех, глубину, страсть, темперамент.
Он настороженно следил за ее рукой.
— Да, он сделал предложение.
— И ты приняла его?
— Да. Но до того, как узнала о твоих действиях и все поняла.
Последовало молчание.
Герцог поднялся со стула, чуть нахмурившись. Женевьева чувствовала, как он постепенно отдаляется от нее.
— Вот уж затруднение.
Ему смешно? А она чувствовала себя как в аду.
— Ты ведь любишь меня, — мягко упрекнула она.
Герцог не стал ничего отрицать, но и не согласился.
Его дыхание участилось.
— Зачем ты приехала, Женевьева? — холодно спросил он, словно хотел сохранить между ними дистанцию.
Она не могла больше сдерживаться.
— Ты помог Гарри разобраться в его чувствах. И ты не смог помочь мне разобраться в моих?
— О чем ты говоришь, Женевьева? Ты словно маленький капризный ребенок. Какой испорченной и жадной ты стала! Я не могу тебя всему научить. Ты взрослая женщина.
Он оглядел ее. Она была в темно-красном платье для прогулок, которое так ей шло и не контрастировало бы с цветом ее лица, если бы она покраснела от смущения или гнева.
— И тебе придется научиться самой кое-чему.
— Но ты уехал! И отдал ему Роузмонт. Ты нарочно проиграл ему.
— Женевьева, клянусь… Я не хотел причинить тебе боль, ни тебе, ни Гарри. Но скажи, как бы иначе ты узнала? И разве не лучше знать правду?
Он имел в виду ее чувства к нему самому.
Проклятие, снова он прав. И тем не менее Женевьева сердилась.
— Я не понимала, потому что в моем сердце есть только ты, черт бы тебя побрал! И как я могу увидеть его, если оно бьется в моей груди и его не видно мне? — неистовствовала она.
Кажется, у герцога не было ответа. Но его глаза сверкнули, и он, подлец, улыбнулся, словно учитель, ставший свидетелем просветления глупого ученика.
— Теперь ты понимаешь? — требовательно спросил он.
Женевьева по-прежнему не была готова ответить.
— А теперь мне придется разбить Гарри сердце.
