Ей следовало знать, что Таддиус ничего не делает наполовину.
Каролина разглядывала людей, заполнивших зал дорожной гостиницы в ожидании чая. Она была одета в черное, как подобает почтенной вдове, которой она не являлась. Но она знала, что черная вуаль на капоре делает ее загадочной. Из-под вуали были видны только губы – красные и манящие.
В отчаянии она решилась написать письмо Киту Уайтлоу, где сообщала, что ей грозит опасность. Она даже написала, что собирается к нему приехать. Но тут деньги иссякли окончательно, и ей не удалось добраться до Лондона. Теперь ей, возможно, так и не придется узнать, вырос ли Кит в того мужчину, каким обещал стать в семнадцать лет.
Восемнадцатилетняя Каролина стала яблоком раздора между Китом и его другом. Их соперничество согревало ей душу, оно даже притупило на время мучившую ее жажду. Так ее отец вечерами грел у очага израненные на войне ноги. Это да еще бутылка-другая портвейна каждый вечер помогало заглушить боль. Затрещины, отвешиваемые дочери тяжелой рукой, тоже помогали. Но она научилась уворачиваться от них.
Большую часть своей жизни Каролина уклонялась от результатов импульсивно принятых решений, и это давало возможность не ломать подолгу голову над проблемами, что представлялось ей довольно скучным занятием.
А теперь она обречена на вечные скитания.
В молодости Каролина, глядя в зеркало, удивлялась жестокой шутке, которую сыграла с ней природа: безупречный цвет лица, алые губы, огромные, как темные озера глаза, способные становиться предательски бездонными или же невинно прозрачными. Желавшим исследовать приходилось погружаться в них, что было делом рискованным. Волны шелковистых темных волос. Но какой прок от такого лица, если отец ее – горький пьяница, спустивший все имущество? Если у нее нет приличного платья? Если она вынуждена сидеть в глуши, в этом дурацком Барнстабле, где все напоминает ей о ее низком положении в обществе. Видит Бог, ее не прельщала перспектива стать женой сына фермера или сына мельника. Но разве могла она надеяться выйти замуж за сыновей эсквайров, а тем более за сына герцога?
Однако все они были не прочь провести с ней время. Их стоило только чуть-чуть поощрить. Кита же пришлось поощрять дольше, чем остальных. В нем было сильно развито чувство правильного и неправильного. В конце концов, не устоял и Кит.
Но в пылкой страсти, которую он к ней испытывал, таилась опасность. Когда она была с ним, в ней временами что-то начинало оттаивать, и тогда становилось больно, очень больно, словно она царапала себе путь во льду, чтобы добраться до него. Внимание Джона Карра тоже было весьма приятно, но он не представлял такой опасности, как Кит, – его отец был всего лишь бароном. Но главным образом потому, что он и близко не подошел к тому, чтобы вызвать в ней другой отклик, помимо физического.
А Кит подошел. Кит тоже ничего не делал наполовину.
Но однажды вечером на ежегодном приеме, который устраивал герцог Уэстфолл, чтобы продемонстрировать свое величие местным жителям, появился Таддиус Морли. Старше ее на десять лет. В его спокойствии чувствовалась скрытая сила, от которой по спине пробегали мурашки. Тогда она приняла очередное решение: вверить ему свою судьбу.
Некоторое время ее жизнь была увлекательной и захватывающей. И до странности удобной. Они подходили друг другу, она и Таддиус.
– Спасибо, – вежливо поблагодарила она хозяина гостиницы, который самолично принес ей чашку чаю, и снова украдкой обвела глазами комнату.
Все поголовно мужчины посматривали на нее – кто с восхищением, кто с опаской, кто с вожделением. Те, которые пытались ее убить, едва ли перед покушением рассмотрели ее как следует. Быть дичью – не слишком приятное дело. Но опасность несколько притупляет желания, это правда.
Сейчас у нее не было денег – последние она потратила на этот вдовий наряд и маленький пистолет. Поскольку планы шантажа провалились, деньги нужны были позарез. Когда-то Тадди ее любил (насколько он вообще способен любить кого-то, кроме своего кота), но ей следовало усвоить, что он не позволит такому непрактичному чувству, как любовь, помешать собственным амбициям. Особенно если вспомнить, как он достиг своего нынешнего положения. Ценой крови и жертв. Своих и чужих.
Часто Каролине хотелось чего-то просто потому, что этим обладали другие. Взять, например, вон того приятного светловолосого молодого человека, который ужинает за столиком в углу, видимо, вместе с женой и тещей. Он то и дело посматривал на нее, а потом остановил на ней долгий взгляд. Жена была тоже блондинкой, светлой и мягкой, как бланманже, а губы ее двигались не переставая, тогда как глаза супруга рассеянно скользили по залу, пока не наткнулись на Каролину.
Он замер, взгляд его остановился. Так случалось всегда. Она позволила ему мгновение полюбоваться собой, прежде чем снова взялась за чашку.
Жена, должно быть, ему наскучила. Но он женился на ней, потому что она, вне всякого сомнения, была приличной барышней, и их жизнь не лишена приятности. Возможно, он по-своему даже любит жену или, по крайней мере, терпит.
И Каролина решила, что хочет этого мужчину.
А поскольку заодно она отчаянно хотела денег, возможно, удастся убить сразу двух зайцев.
Удача ей сопутствовала – молодой человек встал и направился в сторону бара, путь к которому лежал мимо ее столика. Как раз в тот момент, когда он проходил мимо, Каролина поднялась.
– Вторая комната по коридору направо. Через пять минут. Пять фунтов, – прошептала она.
– Прежде чем направиться к выходу, она успела увидеть в его глазах изумление и похоть. Страх и полную капитуляцию перед ее чарами. Именно в таком порядке. Она поняла, что скоро в ее распоряжении будет достаточно денег, чтобы продолжать путь. А это самое главное.
Комитет по устройству бала взялся за дело с большим рвением, но ни созвездие свечей, ни море цветов не могли скрыть того факта, что ратуша Барнстабла – это все же не «Олмак». Вдоль одной стены зала был устроен буфет с миндальным печеньем и бутербродами, в уголке примостился оркестр, состоявший из фортепиано и струнных. Интересно, гадала Сюзанна, смогут ли они исполнить вальс? Она-то, конечно, вальс танцевать не собиралась. Она в трауре, и, кроме того, вряд ли здесь есть кто-то, с кем бы ей захотелось потанцевать.
Наметанным глазом она охватила зал – платья, веера, туфельки, сюртуки – и на мгновение растерялась: все как одна женщины здесь были одеты в платья, модные во времена битвы при Ватерлоо, то есть пять лет назад. В своем красиво сшитом по самой что ни на есть последней моде платье, пусть оно и было темного цвета, Сюзанна выглядела весьма необычно.
В настоящий момент большая часть присутствующих была занята исполнением фигур кадрили, остальным грозило завтра проснуться с растяжением шеи, так усиленно они делали вид, что не смотрят на Сюзанну, особенно молодые люди. А Сюзанна стояла рядом с тетей Франсис и улыбалась привычной чарующей улыбкой, которая в свое время снискала ей множество новых знакомств.
