Ветка, которую Кит все еще держал в пальцах, внезапно сломалась.
Он бросил ее на землю, подыскивая слова, которые могли бы поддержать девушку. Видит Бог, он никогда не был силен в дипломатии и утешительных банальностях. Он мог говорить только о том, что сам считал правильным для себя.
– Представляю, как вам сейчас трудно, Сюзанна... – начал он неуверенно, – но постарайтесь не думать слишком плохо о Дугласе, если сможете. Молодые люди часто зависят от родителей и общества. Думаю, он хотел сделать так, чтобы вам обоим было хорошо. И всю жизнь будет жалеть о том, что потерял вас.
Она подняла голову и остановила на нем оценивающий взгляд. Он позволил ей сделать это, не моргая, погрузившись в многоцветье ее необыкновенных глаз. Они напоминали лесное озеро на рассвете, которое в первых лучах солнца переливается золотым и зеленым. От слез ее каштановые ресницы слиплись в маленькие пики. Он с трудом удержался, чтобы не промокнуть их пальцами и потом попробовать на вкус ее слезы. Чтобы не провести тыльной стороной прохладной ладони по ее воспаленным щекам. Это желание казалось Киту вполне естественным.
Где-то внутри Кит вдруг ощутил боль, сладкую и древнюю как мир.
И он подумал: «А ведь она права, в ней действительно таится опасность».
– Кто такая Каро? – вдруг спросила Сюзанна.
Черт! Он посмотрел на нее прищурившись, а она самодовольно улыбнулась, поскольку застала его врасплох.
– Хотите знать, что в этом самое плохое? – спросила она и глубоко вздохнула. – Когда Дуглас появился здесь утром, я подумала: наконец-то у меня снова кто-то есть. Моя прежняя жизнь вернется ко мне! И у меня будет семья. Ведь мои платья – это все, что мне осталось от прежней жизни. Только поэтому я пригрозила швырнуть вазу в человека, который их уносил.
– Они у вас просто роскошные, – мягко заверил ее Кит.
Сюзанна улыбнулась и покачала головой точно также, как это делал он, когда девушка появлялась по утрам принаряженная.
– Да, – согласилась Сюзанна объективности ради. – В общем, когда Дуглас приехал сегодня, я решила, что он собирается сделать мне предложение и у меня наконец-то появится семья. Потому что несколько дней назад тетушка сообщила мне, что мой отец на самом деле не был моим отцом.
– Джеймс не был вашим отцом? – ошеломленно переспросил Кит.
– Нет. Я спросила у нее, от кого я унаследовала талант к рисованию, как вы посоветовали. А тетушка, короче говоря, тетя Франсис знает только то, что однажды мой отец... Джеймс уехал, а когда вернулся, то привез с собой маленькую девочку – меня! Он никогда никому ничего не объяснял и никогда не был женат, насколько известно его родне. Как видите, я понятия не имею, кто я такая. У меня вообще нет родни. – Она печально усмехнулась.
– Сюзанна, вы знаете название города, откуда отец вас привез?
– Горриндж. Он назван так в честь герцога, который искал...
– ...рифму к слову «апельсин».
Сюзанна с удивлением взглянула на него. Лицо Кита оставалось невозмутимым. Он поднял глаза. Эти листья дуба, пронизанные светом, очень похожи на кусочки разрозненной мозаики. Все, что у него было, это набор фактов и совпадений, которые никак не соединялись вместе. Между ними тут и там зияли бреши. Рядом с ним сидела девушка, потерявшая все на свете – причем дважды. Джеймс был ей неродным отцом, и его убили после того, как он рассказал Киту о Морли. А теперь кто-то то ли пытается Сюзанну убить, то ли основательно напугать.
А Каролина прислала ему письмо из Горринджа вскоре после своего исчезновения, несомненно, вместе с Таддиусом Морли.
– Вот моя мама, – застенчиво произнесла Сюзанна. – Вы хотели посмотреть.
Она осторожно положила миниатюрный портрет ему на ладонь.
Красивая женщина. Сюзанна была ее точной копией. Кит снова оторвал от нее взгляд и посмотрел на листья дуба.
Разгадка маячила где-то рядом, на периферии зрения. Но всякий раз, как он поворачивался к ней лицом, она ускользала. Он чувствовал, как вместе с нарастающей тревогой его охватывает досада.
Может быть, он сходит с ума? И его подозрения, касающиеся Морли, безосновательны? А хваленое чутье – вовсе никакое не чутье, а самообман человека, привыкшего в силу своей профессии к подозрительности?
Может быть, и свиньи летают?
Угроза Египта висела над ним, как дамоклов меч. Но когда он снова посмотрел на Сюзанну Мейкпис, то понял, что у него нет выбора.
– Давайте на сегодня забудем о рисовании, Сюзанна. Свожу-ка я вас лучше в Горриндж.
Глава 12
До Горринджа было два часа езды по отвратительной дороге, которая лучше всяких крепостных рвов заставляла туристов избегать этого городишки. Верхом они обернулись бы быстрее, но Кит не был уверен, что ребра и рука выдержат. И он предпочел взять экипаж. Верхом они были бы великолепной мишенью для того, кто хочет навредить Сюзанне.
Кит вооружился двумя пистолетами – один спрятал в сапог, второй в карман сюртука – и ножом в ножнах, а также уверенностью, что возьмет верх над каждым, кто отважится на них напасть, даже если таковых окажется двое, а то и трое.
Они переехали каменный мостик, и их взору наконец предстал городок Горриндж. Он оказался приятным сюрпризом. Маленькие свежевыбеленные домики стояли небольшими группами, как решившие посудачить соседи вдоль мощенной булыжником дороги, которая мелодично дребезжала под колесами экипажа. На многочисленных клумбах пестрели яркие летние цветы. На главной улице располагались магазины, книжная лавка, паб, сыроварня. Несмотря на связанные с ним странности, Горриндж оказался вполне процветающим и спокойным местом.
– Вам что-нибудь кажется здесь знакомым? – спросил Кит Сюзанну.
Она застыла на сиденье, даже впилась пальцами в его край.
– Хотелось бы сказать «да», – ответила она неуверенно. – Все здесь очень мило. В этом месте вполне можно жить счастливо, правда?
Тоска в ее голосе резанула его по сердцу. Он всегда пользовался роскошью сознавать себя частью древнего рода, по всей Англии были рассеяны его кузены, дядья, тетки. Кое-кто из его предков коснел в грехе и беспутстве, но значительная часть носивших благородную фамилию Уайтлоу возмещала эти грехи своими достижениями и преданным служением стране. У него были две сестры, обе любили его и в то же время досаждали ему. Кит тоже их любил и тоже им досаждал. У него были отец и драгоценные воспоминания о матери.
Что-то блеснуло сбоку, и они увидели церковь, она главенствовала над домами, по-средневековому мрачноватая и вместе с тем на удивление элегантная, украшенная витражами. Что было довольно удивительно – ведь столько витражей разрушили в давние времена, стремясь искоренить следы папизма. Изображения Девы Марии и святых встречались крайне редко. Возможно, эти витражи пощадили потому, что изображенное на них носило более нейтральный характер?
