Но добила Швейцарца именно дорожка. Он меньше удивился б, окажись она асфальтовой, но дорога была мощёной, только не примитивными речными булыганами, а тёсаным камнем. Очень старательно подогнанным. По сравнению с которой даже бордюры из бетонных столбов выглядели так себе.
Старик был прав, бормотал себе под нос Швейцарец, подрабатывая рулём, — проскочив едва ли не на полном ходу ворота, «уазик» эсэсовца резко сбавил скорость, и теперь Швейцарцу удавалось сохранить тяжеленный чоппер в равновесии лишь на зигзаге — он даже и не представляет, насколько он был прав. Бешеный буйвол их забодай, кто, какой джинн это всё построил?! Какой старик Хоботабыч расстался с половиной своей бороды? Пять лет назад ничего этого не было и в помине… да что там пять, два года назад, когда Швейцарец гонялся по соседнему району за ватагой рябого Димыча, среди местных бродили только малосвязные слушки о каком-то затеянном храмовниками строительстве.
Бетона одного тут ушло… впрочем, бетон-то ладно — нашли какой-нибудь склад стройуправления главкомата. Но эти камни… эти, ядерный прах их побери, японские горные сосны! Как?! Откуда?! На амурском прогулочном теплоходике сплавали на остров Асахи и остров Фудзи?
Он был не на шутку удивлён и встревожен увиденным, но когда их маленький кортеж остановился у подножия храмовой лестницы, выскочивший из «уазика» и с нетерпением ожидавший, пока гость снимет свой шлем, штурмдесятник Храма со злостью констатировал: вся мощь и великолепие Первого Чуда Света Нового Мира не произвели на чёртова еретика ровно никакого впечатления. На высящуюся перед ним пагоду Швейцарец смотрел с тем же холодным равнодушием, что и на тарелку борща пять часов назад.
Схожие со штурмдесятником чувства испытал и один из находящихся в пагоде людей — лицо знаменитого Чёрного Охотника он разглядывал в двадцатикратный бинокль.
— Даже бровью не повёл, — раздражённо произнёс он, опуская бинокль.
— А ты ждал, он слюни от восторга будет на дорожку ронять? — ехидно поинтересовались из глубины комнаты. — На манер деревенских олухов, что и в довоенные времена раз в год на здание райкома партии глазеть отправлялись?
— Вот не надо! — резко произнёс стоявший у окна. — Не надо этого. Не такими уж дикарями мы тут до войны были. В столицах, может, и ахали… на ВДНХ или, там, в Петрогофе…
— В Петергофе, — с усмешкой поправил его собеседник, — и других Версалях. Довелось мне как-то одну поездочку ваших ударников колхозного труда курировать… епить-мать, перед неграми в отеле стыдно было.
— Вот из-за таких, как ты, Дягилев…
— Остынь!
Приказ, отданный вроде бы и не столь уж громко, был из тех, в звуках которых без труда слышится лязг металла… автоматного затвора. А порой даже и грохот выстрела.
— Нету больше ни Дягилева, — уже более спокойно продолжил полулежащий на диване толстяк в жёлто-красном шёлковом халате, — ни Шитова. Есть только иерарх Дяо и иерарх Шио. Также есть дело, которое нам необходимо сделать совместными, подчёркиваю, совместными усилиями, потому что поодиночке не потянем. А если не потянем, сам понимаешь, штандартентысячник Шио: Орден, это тебе не какой-то там комсомол и даже не Слава КПСС. Персональными пенсиями для проигравших в нём ещё лет сто никто заморачиваться не будет, поверь моему чутью.
— Да уж догадываюсь, — Шио резким движением захлопнул ставни. — Не глупей тебя.
— А если не глупей, почему ты всё ещё штандартен, а я уже обер? — парировал толстяк. — Хоть и партстаж, пардон, орденская выслуга у тебя почти на два года больше? Скажешь, не везло, скажешь, случая не было, не представилось?
— Не скажу.
— И правильно не скажешь, — кивнул Дяо. — Умный человек, как в песне поётся, на везение не уповает. Ненадёжная эта штука, везение, что в горах, что в жизни. Лучше выгляни за дверь и прикажи, чтобы гостю нашему по карманам не хлопали и вообще не досаждали.
— А оружие?
— Оружие, дорогой мой штандартентысячник, — толстяк потянулся лениво, словно налакавшийся сметаны котище, — он не отдаст. Если я правильно понимаю, что представляет собой этот Чёрный Охотник, то на предложение отдать свои пушки он отреагирует просто: развернётся и уйдёт. И знаешь, Шио, я совсем не уверен, что кто-либо в этой фортеции сумеет преградить ему путь.
— Ты из него прямо чудо-богатыря какого-то лепишь, — недоверчиво произнёс тысячник. — Этого… как их… ниндзю! Сам же рассказывал: парень одними пукалками привык работать, без них он ноль. А пукалок ему и на взвод не хватит. Патроны ёк!
— Шио, Шио, — иерарх укоризненно качнул подбородком. — Уж поверь мне, к моменту, когда его собственные, как ты выразился, патроны ёк, ни в амуниции, ни в стволах для неё этот человек испытывать нужды не будет. Даже если хотя бы половина слухов о нём имеет что-то общее с реальностью. А скажу тебе по большому секрету, из нескольких рапортов моих людей, личных таких людишек, можно сделать вывод, что слухи эти если и лгут, то в сторону преуменьшения.
Пожав плечами, Шио направился к двери, но, не дойдя пару шагов, вновь развернулся к толстяку.
— Тогда, — сказал он, — я тем более не понимаю. Если он и впрямь настолько опасен, зачем тянуть его в дело? Лишний геморрой для головы?
— Хороший меч должен быть острым, — наставительно произнёс обертысячник.
Ответную фразу Шио толстяк не услышал — тот пробормотал её очень тихо, уже открывая дверь, так что слова «Хороший меч в первую очередь должен быть послушным хозяину» были заглушены лязгом замка.
Сашка
— Если твой хозяин согласится, — прошипел из угла Макс, — значит, он дурак.
— Ты-то что понимаешь в болотах? — огрызнулся я.
— В болотах — ничего! — «АКМС» едва заметно качнул мушкой. — Я зато в людях разбираюсь… да, побольше твоего! Мне, знаешь ли… тебя, сопляка, ещё ни в каких проектах не было, когда на мне пятый призыв сборку-разборку на секундомер тренировал. И повидал я…
— Крышу склада армейского резерва ты повидал, — перебил я его. — Сквозь щель в ящике и слой консервационной смазки!
Точно знать подобные детали Максовой биографии я, разумеется, не мог, бил наугад, но логика подсказывала, что, прослужи старый задавака непрерывно с момента выпуска, быть бы ему сейчас ржавой трухой. По крайней мере, уж куда более разболтанным, чем выглядит.
— Я…
— Помолчи, Макс.
Будь Макс человеком, я бы сказал, что он в ответ наградил Эмму очень обиженным взглядом.
— Не мешай ему, — чёрная винтовка слегка повела магазином. — Разве не видишь? Он думает…
В этом она была права на все сто три процента, хуже было другое — чем больше я думал, тем больше я переставал понимать происходящее.
Двадцать золотых. Чертовски большие деньги. По здешним меркам, так просто состояние — приисков и россыпей тут не было и не предвидится. Разве что счесть таковым призрачный шанс наткнуться в одном из скелетов — городов-руин — на сейф Ювелирторга, но мечтающие о подобном олухи куда чаше находят ЗКЗ
[3]
, тараканью стаю или крысиную чуму.
