— Тогда не чеши языком!
А ведь она нервничает ещё больше меня, понял Швейцарец, вон как за автомат хватается, даже пальцы побелели.
Сам же он, вслушиваясь в ленивое гудение далеких моторов, неожиданно для себя успокоился. Лифт медленно полз вниз, лампа светила ровно, почти без скачков — похоже, у здешних батареек и впрямь ситуация с гарантийным сроком обстояла весьма и весьма неплохо. «Впрочем, главное — чтобы их заряда хватило нас потом наверх вытащить, — озабоченно подумал он. — А то едем, едем… что там Анна про двести метров говорила? Тут уже все триста…»
Лифт остановился.
На миг свет погас, и Швейцарец даже успел на удивление равнодушно, словно бы всё происходило и не с ним, подумать — всё-таки попались! Однако меньше чем через секунду лампа вновь начала разгораться — а за раздвинувшимися створками открылся длинный тоннель с её близняшками в забранных металлической сеткой плафонах. Похоже, решил Швейцарец, их-то подключение и дало скачок напряжения — коридорчик выглядит отнюдь не коротким, сто метров только до угла, а на сколько он всего тянется…
— Ну вот, — голос Анны дрогнул, — почти на месте.
Она стояла, словно не решаясь ступить на бетон, и получилось, что Швейцарец вышел из лифта первым. Рискованно — незваных гостей вполне могли ждать ловушки, ничуть не менее устойчивые к пролетевшим годам, чем аварийное освещение, но в эту опасность ему верилось слабо. Вот дрянь какая-нибудь тут вполне могла завестись. И вовсе не обязательно ею окажется двухметровый подземный монстр, с клыками, жвалами, ядовитой слюной и зазубренным хвостом — неприметная плесень может оказаться куда опаснее… так что перчатки с респиратором лучше оставить на месте. А вообще странно, что красный коврик не подстелили, тут ведь не простые смертные должны были расхаживать, а живые полубоги из Политбюро.
Они дошли до угла — догрохотали, ехидно отметил он, в пустоте тоннеля звук шагов получался редкостно грохочущим, словно не два человека, а рота слонов маршировала. Впереди виднелась дверь, точнее — массивный люк, даже от угла было видно… и ясно, что это именно то, за чем они шли. Швейцарец прибавил шаг, затем вдруг понял, что Анна отстаёт — но довести, закончить эту мысль уже так и не успел.
Всё произошло очень быстро.
Не было времени думать, осознавать. Просто в какой-то миг сзади вдруг повеяло холодом… свежевырытой могилы — и тело принялось за привычную работу.
Шаг влево-вперёд, разворот — и пули из нацеленного в спину ствола впустую рвут воздух. А в ладонь уже привычно легла рукоять, и отработанное движение выводит «210-й» на финишную прямую — на полметра выше ослепительно-бешеного автоматного мотылька. Она проиграла, первые две из очереди — это был её единственный шанс, потому что сейчас отдача увела ствол вправо-вверх и вернуть его она уже не успе…
Анна действительно не успела. Бы. Но то ли «сыграл» оставшийся с последней разборки не закрученным до конца компенсатор… то ли автомат всё-таки решил отомстить за прежнего хозяина — и отдача резко дёрнула ствол «АКСа» влево, перечёркивая Швейцарца горячей строчкой.
В него попали четыре пули. Следующая высекла сноп ярких искр из бетона стены, и опомнившаяся Анна рванула автомат вправо, снова перечеркнув его алым пунктиром, но это не имело ровным счётом никакого значения. Он был уже мёртв.
Швейцарец был уже мёртв, хоть и продолжал двигаться, — инерция разворота заставила его сделать ещё шаг, а затем швырнула спиной о стену. Долго — целую секунду — он стоял, словно прислонившись, опустив руку с пистолетом и вглядываясь во что-то перед собой… что-то, видимое лишь ему одному. А затем улыбнулся — странный посмертный каприз лицевых мышц — и медленно сполз вниз, оставив на бетоне широкую полосу, казавшуюся в зыбком свете аварийных ламп тёмно-багровой, почти чёрной.
Анна
— Я тоже умею быть рациональной, — яростно шептала она, вдавливая потрескавшиеся кнопки. — Тоже умею просчитывать, с какого момента перестану быть нужной. И тоже умею стрелять в спину… первой!
В замке что-то сбоило — за стеклянной панелькой вместо цифр мерцала только прерывистая полоска, и в какой-то миг Анна решила, что дверь так и останется закрытой, а значит, всё было зря.
А потом за стеной протяжно завыло, и стальной люк начал медленно, рывками уползать в сторону.
Он отполз не до конца, замер, невидимый механизм натужно взревел… но для Анны главным было, что в уже открывшуюся щель можно было протиснуться. Правда, для этого пришлось снять панцирь.
— Твою мать! — глядя на холодно сверкающие россыпи под стёклами, восторженно выдохнула она. — Нашла. Я дошла — и нашла!
Здесь, в бледно-жёлтом свете старых ламп, лежало её будущее. В новом мире. Нет, не так — в Новом Мире. Будущее…
Медленно, словно во сне, Анна навела автомат на ближайшую витрину, нажала спуск… но привычного толчка отдачи так и не последовало.
— Ну, ё-моё, Сашка, — это прозвучало почти плачуще. — Такой момент мне портить…
«АКС» никак не отреагировал на это восклицание. Равно как и на продёрнутый затвор — впрочем, вылетевший при этом патрон, судя по девственно нетронутому пятнышку капсюля, не имел ничего общего с причиной безмолвствования автомата.
Анна скрипнула зубами. Перехватив «АКС» за цевьё, сделала шаг вперёд и, словно ломиком, что было сил ударила точно в центр витрины.
Треск лопнувшего стекла был на удивление громок, почти оглушающ. Анна замерла…
…и вдруг почувствовала, как что-то тёплое стекает в ложбинку между грудями…
…и, опустив глаза, увидела, как тёмно-багровая, почти чёрная жидкость ритмично выплёскивается из такой крохотной вроде бы круглой дырочки с опалённым ореолом вокруг. Совсем тонкая струйка, чем-то похожая на струйку дыма из ствола напротив — только та вверх, а эта вниз.
Потом её пальцы вдруг сами по себе разжались, ноги дрогнули. Она упала на колени, а Сашка — в витрину перед ней. Несколько секунд Анна смотрела на него — очень сосредоточенно, словно увидела впервые и сразу же захотела навсегда запомнить, а затем повалилась на правый бок.
«АКС» остался лежать в витрине, чётко выделяясь на фоне алмазов и стеклянного крошева.
Сашка
Я пока не могу понять, в чём заключается различие между осколками стекла и бриллиантами. И те, и другие — холодные, с острыми гранями, прозрачные и мерцали, пока не погасли лампы, тоже, на мой взгляд, совершенно одинаково.
Но, думаю, я всё же научусь их различать. По крайней мере, времени у меня на это много.
Очень много.
Научусь.
Если оно вообще существует — это различие.
Я — «АКС-74». Стреляю патронами 5,45x39, ёмкость магазина — 30, начальная скорость пули — 900 метров в секунду. Мой номер — 183865, я сделан в 1980 году на Ижевском заводе, моим первым хозяином был сержант воздушно-десантных войск Денис Ковальчук. Я научился любить — и ненавидеть. Но, как и любое оружие, лучше всего я умею убивать. И если когда-нибудь вам захочется взять в руки оружие — помните об этом!