— Себя-то, — ядовито заметила девушка, — вы не забыли.
Ханко сменил плащ на орочью кожаную куртку с характерной бахромой и красно-белым орнаментом. Вместо стетсоновской шляпы на проводнике теперь красовалась шапка из волчьего меха, позади которой лихо болтался волчий хвост. Еще одним новым элементом экипировки проводника были перчатки из толстой кожи, висевшие пока на поясе.
— Ты потому так настаивал, чтобы мы забрали все одеяла? — быстро спросил ирландец, не желавший, чтобы начинающаяся перепалка, как это уже неоднократно происходило за последние дни, переросла в вялотекущую свару. — Так, Ханко?
— Угу, — кивнул проводник. — Пончо из них, конечно, дрянные, но если надеть три подряд, то кое-как прожить можно… недолго, правда.
— Эта жуткая вонь…
— Мисс, — развернулся к Линде проводник. — Там, в миле над нами, ветер меньше чем за час выдует запах из всех уголков этих шкур. Но вы перестанете слышать его задолго до этого — я вам обещаю. Твердо.
— Интересно, почему же? — надменно осведомилась девушка. — Полагаете, я так быстро сумею к нему привыкнуть?
— Нет, — отрицательно мотнул головой Ханко. — Просто из вашего очаровательно носика, который вы так старательно зажимаете, вырастут две сосульки размером с моржовые бивни.
— Вы… вы… — задохнулась мисс Келлер. — Вы…
— Линда, прошу тебя, прекрати, — взмолился капитан.
— А что я, по-твоему, должна благодарить…
— Конечно же, должна, — перебил Линду подошедший профессор Моргенау. — Равно как и мы все должны ежеминутно благодарить мистера Ханко наравне с Господом нашим, во-первых, за то, что он избавил нас от участи пиршественного блюда, во-вторых, за то, что он не бросил нас посреди прерии, а, наоборот, предоставил возможность…
— Как же, как же…
— …продолжать выполнение нашей миссии в его обществе, — невозмутимо закончил Генри. — Что же касается предоставленной им теплой одежды, то эта услуга заслуживает совершенно отдельной благодарности.
— Благодарности? Да это его обязанность — обеспечить нас…
— Мисс Келлер, — укоризненно нахмурился Моргенау. — Вы упорно продолжаете меня удивлять… и разочаровывать. Если мистер Ханко и имеет перед кем-то из нас обязательства, то этим кто-то является его непосредственный наниматель, мистер Уин.
— К слову, проф, — вставил проводник, — большая часть той благодарности, о которой вы так занятно толкуете, по совести говоря, должна быть предназначена ему. Потому как он отказался от своего преимущественного права на эту одежду.
— Как ни прискорбно в этом признаваться, — раздался веселый голос гнома откуда-то сверху, — но при первом же взгляде на это, прости, Крис, тряпье я испытал те же чувства, что и мисс Пума. Так что не надо переоценивать мое благородство — большую часть его я умудрился проиграть в карты еще до первого пуха на щеках.
— Но как же, — углядеть в закатных сумерках устроившегося в пяти ярдах над землей Малыша сумел только привычный к ночным бдениям астролог, — вы планируете обойтись без этого, как вы изволили выразиться, тряпья?
— Я же гном, — хмыкнул Уин. — Горы для меня — дом родной. Ну а если серьезно — совершу надругательство над своим спальным мешком, благо нитка с иголкой имеется. Мне сдается, что жилет из гагачьего пуха защитит меня куда лучше. Кстати, верхней половиной могу с кем-нибудь поделиться. Мисс Пума, не желаете примерить?
— Благодарю вас, мистер Уин, — холодно отозвалась девушка. — Но запаху вашей постели я все же предпочту ароматы, используемые мистером Ханко для отпугивания… различных койотов.
С этими словами девушка, наклонившись, подцепила из вороха одежд длинную куртку с меховой опушкой и, держа ее в вытянутой руке перед собой, направилась к россыпи валунов неподалеку.
— Мисс Келлер…
— Да не переживайте вы так, проф, — весело сказал Малыш. — Мисс Пума просто не может смириться с тем, что на нас с Крисом не действует магия ее голубых глазок. Особенно же ее волнует тот факт, что она не понимает причин осечки.
— Ну что касается вас, уважаемый, — заметил Моргенау, — то я могу предположить, что ваша устойчивость к магическому действию глаз нашей прекрасной дамы вызвана тем, что вам поначалу пришлось испытать на себе действие… иных частей ее тела. А вот мистер Ханко…
— У мистера Ханко, — медленно отозвался проводник, — выработан иммунитет к чарам голубоглазых блондинок. Скажу больше — у него на них идиосинкразия.
— Крис, — укоризненно-насмешливо сказал Малыш. — Ты опять выпал из образа. Простой житель Пограничья не сможет даже выговорить последнее произнесенное тобой слово, а уж о том, чтобы догадаться о его значении, и речи быть не может.
— Профессор, — откашлялся капитан. — Вы экипируетесь вторым. Затем…
— Затем выбирает шкуру наш зеленый друг, — перебил Мигера проводник. — Потому как там, куда мы направляемся, он может пригодиться больше, чем десяток стволов.
— Да и еще, — добавил он. — Надо распределить всю поклажу. В горах лошади не пройдут.
— А ослы?
— Тоже. По крайней мере, четвероногие.
Иллика аэн Леда, подопытная мышка
Эпоху назад мои почтенные предки были большими оптимистами. Они свято верили в то, что ни одно низшее существо никогда не сможет постигнуть всю глубину письменного квенья. А буде какому-нибудь особо одаренному и упорному гному сей подвиг окажется по силам, то простейших иносказаний будет вполне достаточно для того, чтобы рецепт мощнейших заклинаний так и остался для непосвященного всего лишь очередным шедевром эльфийской поэзии.
В их оправдание можно сказать, что тогда эльфы вообще плохо знали людей.
Например, они ничего не знали о присущей людям — и, как выясняется, некоторым произошедшим от них существам — способности так называемого «позитивного мышления». А именно неудержимому желанию заменять необходимые компоненты более легкодоступными. Например, я готова была поклясться, что в исходном тексте заклинания «дубовый лист, влекомый холодным осенним ветром», в строфе «призрачная нить, соединяющая хмурое сразу-после-восходное небо Нимроэля с чуть-промокшей-и-тронутой-искорками-холода землей» имелась в виду паутинка паука, а вовсе не веревка, снятая с повешенного. Конечно, паутинка подходит далеко не всякая, лишь взятая в определенное время — три-четыре дня в году, — в лесу, при соответствующей погоде. Зато недостатка в веревках с виселиц человеческие маги навряд ли когда-либо испытывали.
Точно так же под «частью опоры, что в небе дождливо-туманном птице стремительной-серой-клином-летящей мчать помогает» подразумевалось перо дикого гуся, причем вполне конкретного подвида. Что же касается пера, приобретенного — вместе с потертой шляпой — неунывающим вампиром, то я испытывала большие сомнения, принадлежало ли оно хотя бы местной домашней разновидности вышеупомянутых птиц.
