Так что к самому замку соваться не стоит. Да и незачем. Пока.
Другое дело — дорога. Если она тут есть, а я думаю, они еще на полное само- или авиаобеспечение не перешли, не настолько они тут великие и могучие, то дорога быть обязана. И по ней в замок и из замка всякое добро доставляется, а заодно и носители информации перемещаются. Зачастую — весьма ценной информации.
Милое дело — проверка на дорогах. Как там наш капитан говорил? Не помню. Чего-то про коммуникации.
Скатился я вниз, очень даже удачно — один только раз полметра не по своей воле пролетел — и к рыжей.
— Ты, — спрашиваю, — окрестности замка хорошо изучила?
— Замка Гор-Амрона?
— Да уж не вашего, — говорю, — как там его, Крохалек?
— Кроханек. Нет, знаешь, окрестности замка Гор-Амрона — он, к твоему сведению, Шагор называется — я плохо изучила. Потому что те, кто это пытался сделать получше, рано или поздно получали для этого прекрасную возможность — с вершины главной башни. Некоторые — во время полета вниз, некоторые — с петлей на шее, а некоторые и вовсе — прикованные к камню.
— Только не надо, — говорю, — меня вашими ужасами доморощенными пугать. А то и я такое могу вспомнить, что у тебя волосы твои рыжие на две недели дыбом встанут. И у вашего Охламона тоже бы встали, даром что лысый.
Да. Концлагерь, например, который мы под Житомиром освободили. И еще много чего. Черт, да просто показать, что простой снаряд иногда с человеком делает — уделался бы от ужаса.
— Ладно, — говорю. — Но хоть примерно начертить, как дорога проходит, можешь?
— Попробую.
— Вот и пробуй.
Мало все-таки двоих. Даже с учетом оружия. Во-первых, никто не сказал, что у тех тоже «шмайссер» не нарисуется, а во-вторых… мало двоих. Не то что засаду нормальную организовать — дозор толком не выставить. Два минус один — сколько будет? Правильно. А ведь дозор надо в обе стороны выставлять. Два минус два равно…
Придется выкручиваться. Потому что подкрепления тебе, Малахов, взять неоткуда. Ты да рыжая — вот тебе и дозор, и резерв, и ударная группа, и боевое охранение. Как хочешь, так и комплектуйся. Сделай и не умирай!
Полюбовался я на Карину схему, подбородок потер — черт, ну и щетина отросла, срочно бриться надо, а то потом лезвие не возьмет, — и спрашиваю:
— Вот сюда вывести можешь?
— Запросто.
Судя по этой ее схемке, там дорога изгиб делает подходящий. И просматривается неплохо в обе стороны, особенно если опять на древо взгромоздиться, и до замка не так близко: если стрелять придется — не услышат.
— Ну, тогда пошли, — говорю. — Посмотрим на этих гадов поближе, полюбуемся, какие они. Может, даже разведать удастся, какого у них цвета кровь и с каким звуком кишки наружу выпадают.
Рыжую от этих слов аж передернуло. Тоже мне, разведчица.
— А хотя, — продолжаю, — в любом случае чертовски неприятный, наверно, звук. А уж запах…
— Заткнись, а?
— Вежливей надо быть, — говорю. — Заткнись, пожалуйста, Сергей.
И немедленно на выставленный локоть налетел. Поднимаюсь, отряхиваюсь, и вот тут рыжая говорит:
— За-аткнись, по-ожалуйста, Ма-алахов, а то мне так хочется язык твой отрезать.
— А больше ничего?
— А-атрезать, на ме-едленном а-агне поджарить и тебе обратно в пасть запихать. Ма-аленькими такими кусочками.
— Значит, так, — говорю. — Всю лирику — люблю-ненавижу — отставить! Ясно?
— Ясно.
— Тогда вперед. И понеслись.
Местность, оказалось, и в самом деле для засады — то, что надо. Просто идеальная. Дорога вокруг пригорка заворачивает, лес почти вплотную подступает и видимость вперед от силы метров на пятьдесят. Милое дело — подпилить пару деревьев и пулемет в кустики.
Да вот только нет у меня пулемета.
Вышел на дорогу, осмотрелся. Колея накатанная, но не от машин, а тележная. Поуже, чем у немецких армейских. И следы подков. А один след совсем непонятный. Треугольный, словно птичий, только лапа у этой птички даже не сорок пятого размера, а хорошо побольше. Но ходит эта птичка на двух лапах и взлетать не пытается.
Подозвал Кару.
— Вот такое, — на отпечаток показываю, — кто мог оставить?
— Не знаю. Никогда таких не видела.
Да уж. Разведка тут у них явно не на должной высоте. Ладно. Выбрал я дерево подходящее, с которого дорога из замка хорошо видна, а рыжую на другую сторону пригорка в кусты послал. Там, вообще-то, пригорок весь — метров десять, но так уж получилось — или в одну сторону обзор, или в другую.
Сам снова на дерево влез, примостился в развилке, веток вокруг себя натыкал и сижу — воронье гнездо изображаю.
Черт, если бы я сам на задании такое вот гнездышко углядел, то непременно бы его автоматной очередью прочесал. А что делать? Бинокля-то нет.
Вот так все. Пока рядом, пока под рукой — не ценим. А вот когда нет, а надо позарез — вот тогда и воем, как волки на луну.
Странно, кстати. Я за всю войну волчий вой всего пару раз слышал. А самого волка видел и вовсе однажды. Казалось бы — жратвы для них. Ан нет. То ли шума боятся, то ли вовсе от людей шарахаются — люди-то нынче все с оружием.
Зато в тылу, наверно, обнаглели до предела. Охотников-то нет.
— Эй!
— Что? Едут?
— Нет. Просто… ты совсем не шевелился. Тьфу!
— А что я, по-твоему, — шепчу, — крыльями должен размахивать?
— Я просто подумала…
— Ты не думай, ты за дорогой следи.
Эх, девочка, не встречала ты настоящих «кукушек». Они в таких «гнездах» сутками сидят — не шевелятся. Хороший снайпер — это похуже батареи шестиствольных. Не то что в бинокль глянуть — палец из траншеи не высунуть. А у фрицев снайпера хорошие. Но и у нас не хуже.
Помню, когда этой весной в обороне стояли, напротив 372-го полка такой снайпер объявился. За два дня — одиннадцать человек уложил. И всех — наповал, ни одного раненого. Ну, командование туда наш снайперский взвод направило. Целую дуэль устроили. Двух наших этот немец ухлопал, а на третьем кончилось его счастье. Мне потом старшина этот, Ерохин, винтовку того немца показывал. Хорошая винтовка, штучной работы, наверно, еще до войны на заказ делали. И прицел оптический на ней тоже сильный, не стандартный армейский.
Документы, правда, с того немца вытащить не удалось. Только винтовку и погон капитанский, гауптмана. А интересно было бы в его книжку глянуть, сколько он, гад, народу нащелкать успел, пока сам на прицел не попал.
— Эй.
— Что?
Ну, если ей опять привиделось…
— Едут. Телеги. Пять штук. И конные.
