– Я, – все тем же тоном напомнила Дайк, – остаюсь.
– Остаешься-остаешься, – подтвердил я. – Вот уж чего не собираюсь делать, так это с тобой спорить.
– Не знаю, – сказала после недолгой паузы ведьма, – на что ты рассчитываешь, землянин. Но… да помогут тебе в этом все боги Ойкумены.
– Послушай, Вуко, – чуть обиженно начал эльф. – Не думаешь же ты, что я…
– Мо-олчать, – заорал я в лучших традициях старшины Стрешнева и, подхватив одной рукой за загривок недоуменно моргающего бесенка, а второй сцапав за воротник курточки эльфа, под отчаянное «хозя-я-ин!» с силой толкнул обоих в сиреневый овал вспыхнувшего портала. Следом отправилась начавшая было открывать рот для возмущенного вопля Венджер – а потом портал исчез, и на площадке вдруг стало очень тихо.
– Зря ты с ними так, – тихо сказала Дайк полминуты спустя и, подумав, добавила: – Поступил.
– Да? – вяло удивился я. – Ну… может быть, и зря. Просто очень не люблю прощаться.
– Они обидятся.
– Хорошо. Чем больше будут обижаться, тем меньше думать о том, что с нами случилось.
– Ты ведь не злой, – укоризненно сказал Дайк. – Зачем ты так?
– Есть в моем Мире… – Я подошел к краю площадки и осторожно заглянул вниз. Камень остывал на удивление быстро – он уже успел превратиться из ярко-красного в темно-вишневый. Правда, стража по-прежнему удерживалась на почтительной дистанции от оплавленного пятна. – Такая очень странная доброта, которая называется «целесообразность». Иногда мне кажется, что на самом деле она и не доброта вовсе, а лишь… знаешь, давай не будем об этом, ладно? У нас с тобой, если эти олухи внизу не догадаются охладить лаву каким-нибудь морозящим заклятием, есть целая вечность – не меньше пяти минут! Так что давай поговорим о чем-нибудь по-настоящему интересном и важном.
– О чем? – с любопытством спросила Дайк и, улыбнувшись, добавила: – Например?
Я улыбнулся в ответ.
– Например? О нас.
Следующие пять минут мы молча сидели рядом, держась за руки.
* * *
Дверь камеры захлопнулась за моей спиной с противным металлическим лязгом – словно рушащийся вниз нож гильотины.
Гильотины? Я внутренне усмехнулся. Ну и воображение у тебя, Мракович. Как будто ты хоть раз в жизни слышал, как работает гильотина… разве что в каком-нибудь историческом муве. А этот звук похож на лязг люка на старинной атомарине, в титановом гробу которой отрабатывают экипажную спайку третьекурсники Академии. Впрочем, там я тоже не был… пока.
Или… был?
Я закрыл глаза – и вновь услышал за спиной грохот люка и хриплое дыхание бегущего впереди курсанта. Грохот форменных башмаков по настилу, режущий уши аларм боевой тревоги, «третий отсек к бою готов» – и соленый ветер в лицо, а вокруг, сколько хватает глаз, только свинцовые воды Северной Атлантики.
Бред! Сумасшествие какое-то!
Что-то происходило со мной… внутри меня… я упал на колени и прижал уши ладонями, пытаясь заглушить идущий, казалось, отовсюду звук. Немыслимой, невероятной силы, он раскаленным штопором ввинчивался в мозг, и там, в глубине черепа, его перепады складывались в буквы, а буквы – в слова.
– Ситуация третьего класса! Угроза срыва выполнения задания! Рекомендуется полное развертывание! Для полного развертывания необходимо назвать пароль!
Какой еще, к Троту, пароль? Что происходит?
Но какой-то крохотный комочек в глубине уже рванулся навстречу этому звуку – и губы, словно сами по себе, дрогнули, роняя незнакомые мне доселе слова:
Не stood upon that fateful ground
Cast his lethargic eye around,
And said beneath his breath.
Что-то ворочалось во мне, раздуваясь, выбрасывая в стороны пушистые горячие протуберанцы.
Whatever happens.
We have got
The Maxim Gun
And they do not
[1]
.
Hilaire Belloc. «The Modern Traveller», 1898.
Ослепительный взрыв беззвучно полыхнул в моей многострадальной голове, и я мешком осел на шершавый каменный пол. Пылающий поток весело потек по нервам. И таким же потоком хлынули запретные доселе воспоминания.
Немыслимо ровный строй затянутых в новенькую черно-синюю форму курсантов – на-а знамя-я-я – равняйсь! Выпускникам – шаг вперед! К принятию присяги… обязуюсь… превыше всего…
В крохотной кают-компании эсминца типа «тридцатка» лишь два портрета нарушают серую однообразность казенной краски. Мужчина лет сорока в форме адмирала ВКС старого образца и другой, в старинном белом завитом парике, – разделенные веками, они сошлись здесь, на этой стене.
Красный песок марсианской пустоши – и красные же трассеры плазмоганов над головой. «Лейтенант, где там застрял ваш чертов взвод?!» Сбитый штурмовик чадит жирным дымом, а чуть впереди на склоне вспыхивают разноцветные кусты – рота тяжелого оружия ставит помехзавесу, а значит – нам сейчас вновь подниматься в атаку… третью за час атаку.
Прыгают по стене отсветы щедро льющегося с эстрады цветового безумия, дешевое, с резким химическим запахом пойло обжигает гортань, и глаза старшины напротив уже потеряли яростный блеск, став бессмысленно-пустыми блеклыми стекляшками. «Он был хорошим парнем, милс лейтенант!» – «Да… они все были чертовски хорошими парнями»…
Рубка тяжелого крейсера для привыкшего к тесным «крысиным гнездам» эсминцев кажется обзорной палубой круизного лайнера. Деловитое жужжание… небрежно отодвинутый стул… остывший кофе в прозрачном стаканчике – и девушка, чем-то похожая… похожая на Дайк!
«Вот этот!» – произносит уверенный, хорошо поставленный «командный» голос. «Что ж, – отвечающий почтителен, как и подобает младшему по званию, но все же позволяет себе подпустить в ответ толику иронии, – симпатичный парень. Признаться, милс барон, я уж начал опасаться, не предстоит ли мне трансформа пола». Все!
Подняться с пола мне удалось лишь с третьей попытки. Руки тряслись, как у центрового в разгар ломки, в голове стоял туман, под которым бурлило чертово варево из прошлых, бывших и наслоенных воспоминаний. Жуть!
По-хорошему, инкапсуляцию надо проводить в медотсеке… желательно – под бдительным надзором специалиста-психоматрика. Другой вопрос, что такой специалист хорошо, если один на эскадру отыщется. Ну да Трор с ним, со специалистом, а вот витаминный коктейльчик мне бы сейчас ох как не помешал! Особенно в свете того факта, что из камеры надо как-то выбираться. Впрочем, в свете этого факта мне бы «смерч» не помешал. Тот самый, который «находится на вооружении только отдельных частей специального назначения и приравненных к ним соединений полиции и Службы».
М-да… это не есть позитивное мышление. Перечислять то, что есть где-то, но чего нет здесь и сейчас, я могу долго. Антиматерии еще у меня нет, как любил говорить… я… совсем недавно.
