Вопросов у меня накопилось много, но следовало поторапливаться, ночь уже закрывала город плотной пеленой мрака. Фонари здесь, как я успел заметить, горят только в районе холмов, где живут богачи, а это довольно далеко отсюда, так что пора уходить, иначе в темноте не найду дорогу обратно. Когда было светло, и то заплутал…
Но перед этим следовало вытащить кинжал из трупа, он мне еще может пригодиться, да и следов оставлять не стоит.
Утром мертвецов найдут стражники и станут искать убийцу. Оставлю хоть что-то – стражи быстро выйдут на меня, хозяин постоялого двора и продаст, когда увидит, что я вернулся весь в крови. Не думаю, что мне поверят в историю об оборотнях, скорее решат, что обычный грабитель, напавший на мирную чету, чтобы отобрать у них денежки, а по законам королевства за такое грозит смерть на колу – лучше не искушать судьбу, и так она ко мне не всегда благосклонна.
И амулет надо вытащить, как мне ни противно сейчас к нему прикасаться, но слишком долго он висел у меня на шее, пропитался мной, а значит, может привести ко мне. Есть у них чародеи или нет, все равно лучше не рисковать.
Да и дорог он мне. Мой знакомый маг, тот самый, что его делал, сказал, будто этот кусочек серебра меня защитит от любой нечисти. Тут я вспомнил то количество золота, которое за него отдал, и решил, что явно переплатил – любой кусок серебра помог бы мне нисколько не хуже, чем этот исписанный непонятными мне письменами.
Горло пришлось девице разрезать заново, так как раны на оборотне заживают почти мгновенно, можно даже позавидовать: еще бы немного – и раны не осталось бы совсем, но девице не повезло, умерла раньше, чем успела все зарастить.
Я вытащил свой амулет, брезгливо обтер его о клочья окровавленного сарафана и стал вырезать из мертвых старческих тел короткие стрелы с серебряными наконечниками. Своего благодетеля мне подставлять тоже не хотелось, вдруг его болты имеют характерные метки, которые любому стражнику расскажут о том, кто стрелял, лучше любого свидетеля?
Я знал немало ребят, которые метили свои стрелы, чтобы потом их не путать с другими. Кое-кто оперение красил, а кто-то на древке ставил свои знаки. Это полезная привычка, если речь идет о стрельбе по соломенным матам, и очень вредная, когда стреляешь в людей.
Сам никогда ничего не метил – так меня приучили учителя, которые считали, что убийце лучше быть незаметным, а значит, таким должно быть и его оружие.
Я не убийца, но они правы, следы за собой лучше не оставлять…
Болты я тщательно очистил от крови балахоном старухи, внимательно осмотрел их на наличие меток, но ничего не увидел, возможно, из-за того, что уже стемнело.
Кстати, тело бабушки мне не представлялась старым, да и дряблой серой кожи на нем не было. Все женские прелести были налицо и в избытке – старушка оказалась очень приятной дамой бальзаковского возраста. Лицо, правда, покрывали морщины, но, когда я потер их тряпкой, часть смазалась, и стало понятно, что они нанесены обыкновенной печной сажей. Знаю этот фокус, им легко загримироваться под старика, но желательно близко ни к кому не подходить и не разрешать трогать себя руками.
Ветерок становился все прохладнее, и я начал замерзать. Сумерки сгустились настолько, что уже в паре шагов ничего не было видно, так что к старику подходить я не стал, вытер руки и лицо от крови и направился прочь.
Мои ножи заняли привычные места в рукавах, кинжал на поясе, а оберег, все еще липкий от крови перевертыша, висел на груди у сердца, рядом с подаренным мне отцом – у того кольца все время крутились, немного раздражая – не могу сказать, что это мне нравилось. И без оберега страшно, руки до сих пор дрожали. Я все время ждал, что кто-нибудь из оборотней оживет и кинется на меня. Больше всего я боялся, что это будет кто-нибудь из женщин. У меня к ним другие чувства. Когда трогал их тела, ярость и страх смешивались с желанием.
Думаю, еще долго буду вздрагивать, глядя на милых девушек, какое-то время стану держаться от них подальше. А может, вообще больше ни к одной не подойду! Подходишь к милой девушке, раздеваешь ее, даже не понимая, что целовать тебе придется не пухлые губки, а жуткую пасть.
Ночь окончательно опустилась на маленький портовый городок. Звезды ярко сияли в вышине, нарядные и праздничные, настолько далекие от наших грязных дел, что даже становилось завидно.
Я вздохнул и потащился по улице, чувствуя, как к моим ногам привязали по огромному тяжеленному валуну. Куда же я вляпался в этот раз и каких неприятностей мне еще ждать? Конечно, все могло быть случайностью. Но только мне хорошо запомнились слова старичка, когда он сказал, что их наняли и дали им мой запах.
Откуда у кого-то взялся мой запах?
Надо бы проверить, узнать у хозяина постоялого двора – искал ли кто меня, а может, заходил кто-нибудь в мою комнату и брал что-то?
Наверняка стоит порасспросить прислугу, они обычно видят многое…
Нет, что-то здесь не так. Только вчера я вошел в этот город, точнее, въехал вместе с караваном, и вот только появился, а уже повстречался с местными бандитами, познакомился с оборотнями. Странно, но мне как-то удается выжить, отец постарался на славу, дал мне нужное обучение, иначе я бы давно погиб.
Встреча с оборотнем не такое уж редкое явление, они есть даже у нас в городе, если судить по слухам, а вот с настоящей семьей встречаюсь впервые. О таком раньше даже не слышал. Все мои учителя рассказывали, что каждый из перевертышей существует сам по себе, они даже в стаи не сбиваются.
Оказывается, и здесь наврали, вот встретил волчицу, волка, да еще с волчонком, которого они натаскивали на человека.
А девушка-оборотень оказалась очень привлекательной. Если бы она меня позвала, то пошел бы с ней куда угодно, в любое темное место, а во время любовной утехи, когда оказался голым и без оружия, она загрызла бы меня без особых хлопот.
Так что можно считать, в этот раз мне повезло – то ли девица была мала возрастом, то ли ее родители не сообразили, каким способом ей лучше меня убить.
У меня даже мороз пошел по коже, уж слишком живо представил, как бы это случилось. Нет, точно, от женщин нужно держаться как можно дальше. Опасное это сословие. Правда, я об этом и раньше знал…
Бормотал разные глупости и тащился по улицам, потому что силы из меня вытекали вместе с кровью, сочащейся из пары небольших ран.
Больше всего болела та, что на лбу. Содранный кусок кожи, точнее, то, что было под ним, горело жутким огнем, да и кровь не унималась, заливая багровой пеленой глаза. Рукав рубашки, которым протирал рану, давно стал мокрым и липким.
Кроме того, снизу поднималась волна ужасной боли, и ее с каждым шагом становилось все труднее терпеть. Неизвестно, что теперь у меня в паху. Вроде раны нет и ничего не пропало, но режет жутко, наверно, отбил мне оборотень в падении все мое мужское достоинство, и женщины мне больше не понадобятся…
