Следующий день отряд провел в лагере. Проверили оружие, взяли кусачки и кое-какие мелочи, которые могли пригодиться для вскрытия замков и отключения охранных систем. Ближе к вечеру Святослав позвал Филиппа:
— Пойдем прогуляемся.
Когда отошли от лагеря, сказал:
— Надо тебе кое-что сообщить.
И он рассказал ему все: о последнем сеансе связи с Книжником, о том, что кто-то стрелял в Марию и повредил фильтр Старшего.
— Такие вот дела, — невесело закончил он.
Филипп о чем-то призадумался, потом выразил свои сомнения вслух:
— Один вопрос, командир: почему спецслужбы, если им все известно, не накрыли нас сразу, как только мы двинулись в путь? Например, одновременно с Книжником. Они бы даже могли захватить нас живыми, если б очень постарались. Обстреляли бы шоковыми гранатами — и все дела. Завладели бы сигнальным передатчиком, вкололи нам «сыворотку правды» и вытряхнули из каждого все, что он знает.
— Раз они нас не тронули, ответ может быть только один. Они не уверены, что всего этого будет достаточно, чтобы выйти на Долли. Ведь мы и сами не знаем, кто он. Проще позволить нам спокойненько привести их к цели. Хотя, конечно, нельзя твердо рассчитывать на то, что нас не тронут. Как раз поэтому я и решил изменить засвеченный маршрут.
— Логично, — согласился Филипп и, нахмурившись, продолжил: — Давай внесем полную ясность. В твоем списке пятеро подозреваемых: Матфей, Симон, Фома, Фаддей и Иоанн. Раньше ты включал в него и Варфоломея, потому что на хуторе он лежал позади Марии. Как и Искариот. Тогда почему Искариота ты исключаешь?
— Мы давно знакомы, с детства. Он не способен на предательство.
— Вот как? — Красивое лицо Филиппа было холодным. — Я тоже многих давно знаю, но ручаться не стал бы. Более веские доводы есть?
У Филиппа было право на сомнения, и Святослав заставил себя подавить вспыхнувшее раздражение.
— Да, есть, — сдержанно ответил он. — Книжник его отец.
Этот довод Филиппа не убедил.
— Он мог и не знать, что все так получится, что Книжник погибнет. Ведь Книжник покончил с собой, а, допустим, жандармы могли пообещать его не трогать.
— Доказательств у меня нет, но поверь, это не Искариот.
— Ладно, перейдем к другому. — Его «ладно» означало только то, что он не собирался продолжать дальнейший спор на эту тему, хотя остался при своем мнении. — Разберемся теперь с Марией.
— С Марией? Надеюсь, ее-то ты не подозреваешь?
— А почему бы и нет? — жестко сказал Филипп. — Тоже на том основании, что ты давно и близко ее знаешь?
Тут Святослав рассердился по-настоящему:
— Нет, я исключаю ее не потому, что сплю с ней, если ты это имеешь в виду, а по другой причине: потому что в нее стреляли. По-твоему, это обстоятельство несущественно?
— Перестань злиться! Не я начал этот разговор, а ты, так что давай без обид.
— Я не злюсь. Выкладывай свои соображения.
— Вся загвоздка в том, действительно ли в нее стреляли, — в раздумье произнес Филипп.
— Ну конечно! В нее не стреляли, я не Петр, ты не Филипп, а все мы агенты жандармов. — Тут Святослав сообразил, что фраза получилась не очень удачной: его действительно звали не Петром и настоящее имя Филиппа было иным.
— Не морочь мне голову! — с досадой сказал он. — Все и без того запутано.
Однако у Филиппа была своя логика, и отступать от нее он не собирался.
— Когда мы заявились на хутор, Мария знала о сообщении Книжника, ты сам ей сказал. Если она работает на жандармов, то ее первейшая забота — отвести от себя подозрение.
— Мария меня не предаст!
— Она женщина, а женщину жандармам завербовать легче. Они предложат ей то, перед чем трудно устоять: возможность выехать отсюда и жить нормальной жизнью. Иметь детей, за которых не надо будет бояться. Это очень много… И это то, чего здесь у нее никогда не будет. А что касается тебя, то, допустим, ее заверили, что ты не пострадаешь и даже вместе с ней получишь «счастливый билет» на выезд отсюда.
— Чушь, — отрезал Святослав. — Я никогда не простил бы ей предательства.
— Но она-то может надеяться, что простишь… Мы все надеемся на лучшее.
Рассуждения Филиппа ни на миг не поколебали уверенности Святослава в Кирилле и Марии, но ему хотелось убедить Филиппа, поэтому он сказал:
— В твоих доводах есть прокол: Старший. Зачем ей убивать Старшего?
— Чтобы ты подумал то, что и подумал: будто кто-то упорно старается прикончить ее. Это вроде повторного заявления о своей невиновности.
— Слишком сложно у тебя получается. Я мог бы и не заметить сходство их рюкзаков. Слишком сложно, — повторил Святослав.
— Когда речь идет о собственной шкуре, ничего не бывает слишком.
«Да, Филипп не то что Андрей, — со смешанным чувством подумал Святослав. — Андрей был прямолинеен, подобные соображения никогда не пришли бы ему в голову. У Филиппа холодный и ясный ум, способный анализировать различные комбинации. Без эмоций. Впрочем, эмоции-то тут мои, а не его. Если б Кирилл был его другом, а Мария — его женщиной, он рассуждал бы иначе. Каждый смотрит со своей колокольни, и мне не передать ему своей веры в них».
— Думай как знаешь, — устало сказал он.
Сняв с шеи цепочку с передатчиком, протянул Филиппу:
— Вот, возьми. Запасной передатчик есть у Марии, об этом знал только Андрей, а теперь ты.
Филипп надел цепочку, и Святослав зашагал прочь.
— Эй, командир! — Филипп нагнал его. — Вообще-то мне твоя рыженькая нравится. — Он улыбнулся, что случалось редко, и его лицо разом осветилось. — Она всем нам нравится. Беда в том, — его улыбка погасла, — что тут все кажутся надежными, а один, выходит, с гнильцой. Поэтому я просчитываю разные варианты. Не бери в голову. Если честно, то я и сам на Марию не думаю. Мои рассуждения носили чисто теоретический характер.
Кирилла он не упомянул, из чего следовало, что его он подозревает всерьез.
— И знаешь еще что: будь в зоне поосторожней. Ты мне такое наследство оставляешь, что не очень хочется его получать. Сам с ним разбирайся. Договорились?
Филипп протянул ему руку, и Святослав хлопнул по ней ладонью.
— Договорились, наследничек.
«Если я погибну раньше, чем мы доберемся до зоны Долли, он справится, — подумал Святослав. — Он единственный, у кого есть шансы справиться».
Из лагеря Святослав, Фома, Матфей и Фаддей вышли в два часа ночи. Святослав рассчитал время так, чтобы вывести машину из гаража, как только начнет чуть-чуть светать и станет хоть немного видно, куда ехать. Вести машину без дороги в полной темноте было невозможно.
