— Решил стать христианином?
Святослав задал этот вопрос без тени иронии; он понимал, почему Иоанн думает сейчас о таких вещах, — через несколько часов начнется самый опасный этап всей операции.
— Не совсем в том смысле, который вкладывается в это понятие церковью, — сказал Иоанн.
— В чем разница? Я в тонкостях не разбираюсь. Такой бабушки, как у тебя, у меня не было, — усмехнулся Святослав.
— Церковь строит христианское вероучение на догмате о Святой Троице. Бог-Отец, Бог-Сын и Дух Святой считаются тремя проявлениями единого Бога, тремя ипостасями, равными по своей божественной сущности. Измышление человеческих умов, рожденное в бурных и долгих спорах. Служители церкви старались совместить принцип единобожия с одновременным существованием Бога-Отца, о котором говорится в Евангелиях, и Иисуса, которого они тоже почитали как Бога. Между тем в текстах Евангелий Иисус называет себя Сыном Божьим и прямо говорит: «Отец Мой более Меня». И еще говорит, что он есть путь, по которому люди приходят к Отцу.
[3]
Иоанн переменил позу, устраиваясь поудобнее, затем сказал будто бы вне всякой связи с предыдущим:
— Знаешь, самый сильный страх я испытал во сне. Я тогда был подростком, но помню его до сих пор. И всю жизнь буду помнить. Мне приснилось, что я улетаю прочь от земли. И я знал, что если сейчас не остановлюсь, не сумею вернуться, то затеряюсь навсегда среди холода и мрака. Меня охватил такой ужас, какого я ни до, ни после никогда не испытывал. Более сильный, чем страх смерти. Потом, когда я стал сталкером, в меня не раз стреляли, и однажды я был уверен, что погибну, но и тогда не боялся так сильно. Наверное, потому, что во сне я приблизился к пониманию — нет, скорее это было не понимание, а ощущение! — того, что такое беспредельность.
— Чем же закончился твой сон?
— Я сумел остановиться и вернуться. Но тот страх, ужасающее ощущение бескрайних глубин теперь всегда со мной. Я это вот к чему рассказал: по-моему, человек не может соприкоснуться с Богом. Увидеть его, почувствовать его присутствие. Он будет раздавлен этим ощущением. Я содрогнулся от осознания бесконечности, а Бог больше, чем бесконечность, больше, чем вся совокупность наших понятий. Понимаешь, что я хочу сказать?
— Кажется, да. Ты и раньше говорил, что Богу надо всегда оставаться за облаками.
— Поэтому я верю в то, что Иисус Христос — Сын Божий, облеченный его властью, Посланец, доступный человеческому восприятию. Тот, в ком божественная сущность соединена с человеческой. Посредник между Богом и человеком. Я верю в это, а не в три разные ипостаси, Святую Троицу. Церковь посчитала бы меня еретиком. Такое в истории уже было.
Дотоле серьезное лицо Иоанна осветила улыбка.
— Замучил я тебя своими рассуждениями?
— Нет, любопытно… Как-нибудь потом поговорим об этом еще. — Если останемся живы, добавил про себя Святослав. — А теперь ложись спать, тебе надо отдохнуть.
— Ладно.
Иоанн забрался в спальник, застегнул молнию и почти сразу заснул, а Святослав еще довольно долго поглядывал на него, удивляясь, откуда в его голове берутся подобные мысли.
Когда стемнело, Святослав разбудил всех. Наспех перекусив, двинулись к зоне. Метрах в трехстах от первого заграждения залегли, выжидая. Святослав предварительно обсудил с Кириллом, сколько — предположительно — времени займет преодоление всех заграждений, после чего было решено начинать в полночь. Ночь выдалась темной, но Святослав не обольщался ложными надеждами: следящей аппаратуре и всевозможным датчикам темнота не была помехой.
Наружное заграждение они преодолели за двадцать минут, а к полю излучения Ронка добрались без малого через час. Вживление обводного контура в область излучения было тонкой процедурой, где малейший сбой или неточность означали катастрофу. Святослав глянул в лицо Кириллу, и оно показалось ему даже не белым, а зеленоватым.
— Ты в порядке?
— Да… то есть нет. Господи, я же никогда по-настоящему не делал этого прежде! Вдруг у меня не получится?
Было очевидно, что в последний момент у Кирилла сдали нервы и он запаниковал.
«Скверно, — подумал Святослав. — В таком состоянии он никуда не годен. Но его можно понять… Он попал в положение человека, который учился плавать по книжке или с чужих слов — и вдруг очутился посреди глубокого озера».
Неожиданно Мария тронула Кирилла за руку и сказала:
— У тебя получится, не сомневайся! Я это знаю, знаю, что мы пройдем через твой контур. Мы будем на той стороне, я видела.
Кирилл разом приободрился и деловито занялся уже почти готовым обводным контуром; Иоанн держал наготове батареи. Святослав испытующе посмотрел в глаза Марии, и она, поняв, что он хотел спросить, едва заметно качнула головой: она солгала, чтобы успокоить Кирилла.
«Правильно сделала, — мысленно одобрил Святослав. — Сейчас мы все зависим от Кирилла, и если он распсихуется, нам крышка».
Благодаря удачной выдумке Марии, которую Кирилл принял за чистую монету, его движения стали четкими и уверенными. На компьютерном тренажере он проделывал эти операции десятки раз, и теперь, перестав нервничать, действовал точно так же.
Излучение Ронка было невидимо для человеческого глаза, а обводной контур светился слабым голубоватым светом — овальное мерцающее окно в сплошной темноте. Мария, Святослав и Иоанн уже стояли наготове, и едва контур замкнулся, как Святослав первым шагнул туда, за ним Мария, потом Иоанн и последним Кирилл с батареями, питающими аппаратуру. Очутившись на другой стороне поля Ронка, он посмотрел на шкалу заряда батарей и выругался, что вообще было ему несвойственно.
— В чем дело? — спросил Святослав.
— Эти ублюдки используют излучатели нестандартной мощности! — Он что-то прикинул в уме. — Исходя из затраченной энергии батарей и времени функционирования контура, получается мощность примерно в три с половиной кольца. В три с половиной! Я о таких вообще не слышал. Их мощность наращивается по целому кольцу.
— Какая разница, раз мы уже прошли? — заметил Иоанн.
— Такая, что обратно тем же способом нам уже не выйти! Батарей хватит всего на двенадцать-пятнадцать секунд, а мне только на вживление контура в поле требуется как минимум секунд шесть-восемь. Оставшегося времени недостаточно, чтобы мы вчетвером прошли через контур.
— Будем надеяться, что Долли устроит нам новые батареи или что-нибудь другое, — сказал Святослав. — Пошли, впереди еще три линии, об обратном пути думать рановато.
Они затратили свыше двух часов на то, чтобы преодолеть все заграждения и войти внутрь зоны. Лицо Кирилла за это время опять стало зеленоватым, уже не от расшалившихся нервов, а от длительного напряжения и усталости — на него легла большая часть нагрузки. В одиночку он монтировал отражатель, который нельзя было собрать заранее: целиком его не удалось бы протащить через обводной контур. В одиночку настраивал «химеру» на использованную здесь модель датчиков движения (так незамысловато называли устройство для дезориентации этих датчиков). «Химера» была хрупким и чувствительным устройством, которое во избежание неприятных сюрпризов следовало проверять и настраивать перед самым использованием. И вот наконец в третьем часу ночи они очутились за последней линией заграждения. Укрылись за каким-то строением — нежилым, как показало позавчерашнее наблюдение. Святослав достал из упаковки сигнальный передатчик и включил его. После этого его охватило странное чувство. Он будто бы добежал до финиша, закончив долгую изнурительную гонку. Но он не знал, что ждет за финишной чертой, и наступившая пауза тяготила его своей неопределенностью и тем, что теперь в дело вступали другие и ход дальнейших событий от него уже не зависел.
