— Думаю, можно обойтись без паруса. Да и без весел.
Разведчик не перебивал.
— На море сейчас отлив, — продолжал Лэрри. — Почти незаметный, но через несколько часов нас должно отнести уже порядочно.
— Ну, и что мы там будем делать без весел?
— Примерно в миле от берега сильное подводное течение. Если спустить на веревке какой-нибудь груз…
— Какой именно? — перебил Ральф.
Лэрри оглядел палубу.
— Да хотя бы этот бочонок. Только надо очистить его от краски и приладить крышку.
«Так все-таки: кому и зачем понадобилась красная краска?» — снова захотелось спросить разведчику, однако сейчас было не до этого, поэтому вслух прозвучало совсем другое:
— И что дальше?
— Дальше наливаем в него воду, спускаем на веревке — течение потащит бочонок, а вслед за ним и корабль.
— А как снова пристать к берегу?
— Вытащить груз и подождать прилива, — пожал плечами моряк.
Ральф смущенно почесал в голове, вспоминая свои фантазии по поводу изготовления из палубных досок весел: можно себе представить, во что превратились бы руки через несколько часов гребли такими, с позволения сказать, веслами… Так, что важно еще? Ах, да…
— Ладно, тогда вот еще что: где мы возьмем воду?
— Можно пить забортную — она несоленая. И ловить рыбу, — предупреждая следующий вопрос, снова улыбнулся Лэрри.
— Пойдет…
Вскоре Риу и Онк уже возились с бочонком, а капитан сновал туда-сюда по кораблю, что-то подправляя, что-то прилаживая. Вид у Лэрри был очень уверенный — правда, за всей этой деловитостью угадывалась печаль. Да и понятно: если изуродованное судно вызывало жалость даже у посторонних, что тогда говорить о его капитане. И Лэрри, конечно, грустил, хотя все, происходящее с ним сейчас, еще вчера могло, наверняка, показаться несбыточной мечтой. Так уж устроен человек — вынужденный вечно пребывать в неудовлетворенности от того, что имеет. Однако Ральф ошибся: спустя несколько часов Лэрри, уже одетый, с высохшими и наскоро приглаженными волосами подошел к разведчику.
— Не знаю, как все это сказать…
— Да уж как-нибудь, — улыбнулся Ральф.
Впрочем, смущенный вид молодого человека был достаточно красноречив, и хотя разведчик прекрасно понимал, что Лэрри не может без этого обойтись, внутренне сжался: выслушивать слова благодарности всегда казалось неловко.
— Я… — начал и снова запнулся капитан. — Я хожу здесь, что-то делаю, но… я… Мне кажется, я вот-вот проснусь!
— Не бойся.
Лэрри быстро поднял глаза — в них стояли слезы:
— Что я могу для вас сделать?
— Ты уже сделал, — пожал плечами разведчик. — Без тебя мы бы так и не смогли выбраться из города.
— А куда вам надо?
— В Чизпек.
Лэрри присвистнул.
— Знаешь?
— Слышал.
Ральф вытащил и развернул карту:
— Вот, смотри. Мы сейчас находимся… — он водил пальцем по линии, обозначающей западное побережье Внутреннего моря, — где-то здесь. А это Чизпек.
— Далеко, — только взглянув, сразу отозвался Лэрри. — Хотя, пожалуй, я мог бы доставить вас сюда, — он указал на точку, расположенную немного к Югу. — Там можно нанять корабль, но… — Лэрри многозначительно замолчал.
— Но?
— Никто не согласится.
— Не согласится? Почему?
— Ты, я вижу, приехал издалека, — капитан остановил взгляд на светлых волосах разведчика, — и не знаешь наших обычаев. До тех пор, пока с вами это… этот… Онк…
— «Этот Онк», — перебил Ральф, — один из тех, кто спас тебе жизнь. И если не ошибаюсь, гораздо больше чем жизнь: он тянул веревку, и без него… — разведчик осекся, потому что лицо собеседника вдруг свело судорогой. — Ну, ну… Все ведь уже позади, все кончилось.
Лэрри покачал головой.
— А я тебе говорю, кончилось!
— Ты не знаешь.
— Ах вот, в чем дело, — догадался Ральф. — Это была вторая ночь…
Лэрри отвернулся.
— Это была вторая ночь?
— Да. — Голос капитана прозвучал глухо и безжизненно. — Второе полнолуние…
Ральф оглянулся. Негостеприимный берег уже исчез из глаз — видна была только башня, поднимавшаяся, казалось, прямо из воды, — и тем не менее, словно невидимая нить тянулась вслед за удаляющимся кораблем — вернее, за его капитаном. Невидимая, но одновременно необыкновенно прочная; которая, как подсказывала разведчику приобретенная вчера ночью способность безошибочно распознавать родственные связи, будет тянуться сколь угодно далеко, пока не оборвется со смертью Лэрри или непостижимым образом осознающего его присутствие, еще не родившегося существа.
Черт возьми, да практически любой, окажись он в подобной ситуации, даже бы не думал — любой, но только не Лэрри. Этот рано или поздно обязательно вернется. Вернется, потому что мысль о ребенке все равно не даст ему покоя…
«Отче Правый, прости меня грешного…» — то ли в шутку, то ли всерьез повинился за то, что собирался сделать, Ральф.
— Сочувствую, — приняв максимально равнодушный вид, добавил он вслух. — Но я не понимаю…
— Ребенок, — Лэрри, не отрываясь, смотрел на башню.
— С чего ты взял?
— Ведьма сказала.
— Врет…
Молодой человек медленно повернулся.
— Откуда ты знаешь?
— Откуда? — усмехнулся Ральф. — У тебя есть сын Джек — ему два года; и жена Маргарет, правда, ты называешь ее…
— Кто ты?
— Я приехал издалека… Не надо меня бояться: через два-три дня ты высадишь нас где-нибудь на пустынном берегу, и больше мы никогда не встретимся…
Разведчик говорил предельно четко и размеренно, точно рассказывал сказку, и это подействовало: Лэрри поверил — лицо его, которое от страха превратилось в маску, опять приняло нормальное выражение. Потом как раз подошло время спускать за борт бочонок с водой, и привычное дело быстро вернуло капитану утраченное равновесие.
А суденышко, подхваченное подводным течением, понеслось с совершенно невероятной скоростью.
— Лэрри, а это течение… оно идет вдоль всего побережья?
— С северо-востока на юго-запад.
— И за сколько дней при такой скорости мы смогли бы добраться до юго-восточного побережья?
— Дня за четыре. Ну, за пять. Если конечно не попадем в шторм или не нарвемся на пиратов — тогда не доберемся вообще никуда.
— Ясно.
Четыре-пять дней… Ральф снова развернул карту.
