Он остановился, ожидая ответа. Она кивнула и сказала;
— Нет, ничего серьезного. Хотя, пожалуй, мне показалось, что мы понравились друг другу.
— Я был с тобой в самолете, когда ты молилась вместе с отцом.
Она еле заметно кивнула.
— Это было особенное время, — продолжил он.
— Да, — согласилась она.
— Тогда я проходил свой крестный путь и никак не мог дождаться возвращения, чтобы рассказать вам обо всем.
Губы Хлои дрогнули:
— Это была самая невероятная история, какую мне когда-либо приходилось слышать, Бак. Но я ни на один миг не усомнилась в ней. Я знаю, что ты пережил очень многое и думала, что это связало нас.
— Я не знаю, как это назвать, — сказал Бак. — Как я написал в своей воскресной записке, я был увлечен тобой.
— Очевидно, не только мной. Бак потерял дар речи.
— Не только тобой? — повторил он.
— Ну, что же, продолжай свою речь.
«Речь? Она считает, что я произношу речь? Она думает, что есть еще другая? Да у меня несколько лет никого не было!» Бак был разочарован и хотел было на этом закончить объяснение, но потом решил, что все же следует продолжить. Сбитая с толку, внезапно пришедшая к каким-то странным выводам, она все-таки была достойной девушкой.
— Всю неделю между воскресеньем и вечером пятницы я много думал о нас.
— Да, это так, — сказала она и снова заплакала.
О чем она думала? О том, что он готов был провести ночь у нее на крыльце для того, чтобы произвести на нее впечатление?
— Я понимаю, что в пятницу я держался по отношению к тебе неровно, сказал Бак. — Пожалуй, я даже отдалялся.
— Еще ничего и не было, от чего можно было бы отдалиться.
— Но мы же были вместе, разве не так? — сказал Бак. — Разве тебе не казалось, что мы сближаемся?
— Правда, но только до вечера пятницы.
— Я стесняюсь признаться в… — сказал Бак нерешительно.
— Ты и должен стесняться этого, — вставила она.
— Но мне это показалось несколько преждевременным, учитывая, как недавно мы познакомились, к тому же твой возраст, и…
— Да, это так. Но разве дело в твоем возрасте, а не в моем?
— Прости, Хлоя. Дело не в моем или в твоем возрасте. Дело в их разнице. И потом я подумал, что если впереди у нас осталось всего семь лет — тогда в этом вообще нет никакой проблемы. Но я все равно был в смятении. Я думал о нашем будущем, о том, что получится из наших отношений, хотя у нас еще и не было никаких отношений.
— А их и не будет, Бак. Я не собираюсь делить тебя с кем-нибудь. Если бы у нас было будущее, это были бы исключительные отношения и… Ладно, не имеет значения. Я заговорила о том, о чем никто из нас всерьез не задумывался.
— Но, по-видимому, мы все-таки задумывались. Про себя я уже сказал, что задумывался. И ты, по-видимому, тоже хоть немного заглядывала вперед.
— Больше не думай, по крайней мере, с нынешнего утра.
— Хлоя, я должен спросить у тебя кое-что и поэтому не хочу, чтобы ты уводила меня в сторону. Это может прозвучать несколько снисходительно, даже покровительственно, но не воспринимай это так.
Она напряглась как будто ожидая упреков.
— Могу я попросить тебя минуту помолчать?
— Прости? Ты затыкаешь мне рот?
— Я не это хотел сказать.
— Но ты ведь как раз это и сказал.
Бак слегка повысил голос. Он почувствовал, что его взгляд и тон стали более резкими, но он должен был что-то сделать.
— Хлоя, ты ведь не слушаешь меня. Ты не даешь мне закончить мысль. Здесь есть какой-то подтекст, которого я не знаю. И я не могу защититься от загадок и фантазий. Ты все время говоришь, что не хочешь ни с кем меня делить. Тогда тебе нужно спросить меня без обиняков, напрямую, в чем-то обвинить меня, в конце концов. Тогда можно было бы с толком продолжать разговор.
* * *
Рейфорд лежал в своей кровати, боясь пошевелиться и затаив дыхание, чтобы лучше слышать, тем не менее почти ничего не мог разобрать до тех пор, пока Бак не повысил голос. Теперь Рейфорд слышал и молча аплодировал Баку. Хлоя тоже повысила голос:
— Я хочу знать, кто еще существует в твоей жизни, прежде чем думать… Ах, Бак, о чем это мы говорим? Сейчас так много гораздо более важных вещей, о которых следует думать…
Рейфорд не смог расслышать ответ Бака потому, что тот опять заговорил тихо. Он устал подслушивать, встал, подошел к двери и крикнул вниз:
— Вы там, двое, будете разговаривать или шептаться? Если я не в состоянии вас слышать, то буду спать!
— Спи, папа! — отозвалась Хлоя.
* * *
Бак улыбнулся. Хлоя постаралась не показать свою улыбку.
— Хлоя, последние дни я только тем и занимался, что обдумывал «гораздо более важные вещи». Дело дошло до того, что я уже почти решился на то, чтобы предложить тебе «быть друзьями»… как вдруг, когда я сидел сегодня в этом офисе, мне явилась ты.
— Ты видел меня? В офисе «Глобал уикли», да?
— В офисе «Глобал уикли»? О чем ты говоришь? Хлоя замялась:
— А о каком офисе говоришь ты?
На лице Бака промелькнуло выражение недовольства. Сейчас ему не хотелось бы говорить о своей встрече с Карпатиу.
— Давай отложим это до тех пор, пока мы не восстановим нормальные отношения. Я сказал, что на меня неожиданно нахлынуло стремление видеть тебя, говорить с тобой, вернуться к тебе.
— Откуда вернуться, Бак? Или уж точнее — от кого, хотела бы я знать.
— Я не стану говорить об этом до тех пор, пока ты не будешь готова выслушать меня.
— Я вполне готова, Бак, потому что я уже все знаю.
— Как ты можешь знать это?
— Потому что я была там!
— Хлоя, если ты была в офисе Чикагского бюро, ты должна была бы знать, что меня там не было в течение всего дня, за исключением раннего утра.
— Значит, ты все-таки был там!
— Я только забросил ключи Алисе.
— Ах, Алиса. Значит, так ее зовут? Бак растерянно кивнул.
— А ее фамилия, Бак?
— Ее фамилия? Не знаю. Я всегда звал ее просто Алиса. Она — новенькая. Ее приняли на место той секретарши, которая исчезла вместе с Люсиндой.
— Ты думаешь, я могу поверить, что ты и в самом деле не знаешь ее фамилии?
Какой смысл мне тебе врать? Ты что, знакома с ней?
Глаза Хлои буквально сверлили его. Бак сообразил, что наконец-то они сдвинулись с места. Правда, он еще не вполне улавливал, в чем, собственно, дело.
