Одно только то обстоятельство, что я, по-вашему мнению, не тот журналист, который умеет писать статьи, представляющие лицо журнала, и на самом деле пока не опубликовал ни одной такой статьи, совсем не означает, что я вообще не способен написать статью такого уровня. Я мог бы попытаться обратиться к вам за советом или чем-нибудь в этом роде, но, очевидно, тогда вы захотели бы, чтобы статья пошла с двумя подписями, причем ваша фамилия должна стоять на первом месте.
Старик сказал мне, это он решил поручить вам написание этой статьи, но я думаю, что произошло это не без вашего участия. Что ж, я тоже поеду в Израиль. Я буду держаться от вас подальше, если вы, со своей стороны, не станете приближаться ко мне».
Бак немедленно позвонил Борланду.
— Джимми, — сказал он, — это Бак.
— Вы получили мое письмо по электронной почте?
— Получил.
— Мне больше нечего вам сказать.
— Думаю, что действительно нечего, — откликнулся Бак, — вы высказались достаточно ясно.
— Так чего же вы хотите?
— Просто внести ясность.
— Ну да, вы попытаетесь убедить меня в том, в чем убеждал меня Бейли: что вы не просили, чтобы он дал вам это поручение.
— Я скажу вам правду, Джим. Я действительно сказал Бейли, что считаю это событие скорее политическим, чем религиозным, что я удивлен тем, что его посчитали относящимся к вашей тематике.
— А вы не подумали о том, что, если меня отстраняют от работы над этой статьей, то ее поручат написать вам?
— Может быть, это и так, Джим, но это получилось непреднамеренно. Приношу свои извинения, и если это имеет для вас такое значение, я буду настаивать на том, чтобы статью готовили вы.
— А что вы хотите за это?
— Я хочу получить ваши текущие сюжеты, и еще одну новость в придачу.
— Хотите забрать какую-то мою сенсацию?
— Всего на несколько недель. На мой взгляд, у вас самая завидная рубрика в журнале.
— Почему я должен вам верить, Бак? Это звучит так, будто Том Сойер уговаривает меня заняться покраской его забора.
— Я говорю совершенно серьезно. Вы передаете мне «диную религию, восстановление Храма, двух проповедников у Стены Плача, выборы нового папы, и еще что-нибудь из вашего портфеля, о чем я еще не сказал, а за это получаете статью о договоре.
— Я могу заинтересоваться. Какую же это большую сенсацию я здесь упустил?
— Вы ее не упустили. Просто у меня есть друг, который оказался в нужное время в нужном месте.
— Кто? Каким образом?
— Свой источник я не буду вам раскрывать, но я узнал, что рабби Цион бен-Иегуда…
— Я знаю его.
— Знаете?
— Ну, точнее, знаю о нем. Все его знают. Производит сильное впечатление.
— Вы слышали, что он сейчас затевает?
— Какой-нибудь исследовательский проект, верно? Какое-нибудь очередное занудство?
— Значит, вам это не нужно. А вообще получается так, будто я прошу у вас Балтийское и Средиземное море, а взамен предлагаю Бордуок и Парк-Плейс.
— Именно так это и звучит, Бак. Я ведь не дурак.
— Конечно, нет, Джимми. Вы не понимаете только того, что я вам не враг.
— Но конкурент, который подгребает под себя ключевые темы.
— Я же только что предложил вам одну из них!
— Так не пойдет, Бак. Конференция по единой мировой религии суха, как пыль. И сама эта идея никогда не реализуется. Ничего особенного не представляет собой восстановление евреями их Храма, потому что это интересует только евреев. Признаю, что те двое у Стены Плача могли бы быть великолепной темой, но люди, которые пытались к ним приблизиться, погибали. Я склонен думать, что любой журналист мира хотел бы получить такой эксклюзивный материал, но у всех у них кишка тонка для такого дела. Кто станет новым папой известно всем. И кто может заинтересоваться исследованиями старого раввина?
— Остановитесь на секунду, Джим, — попросил Бак. — Меня заинтересовал вопрос о папе, потому что я ничего не знаю о том, кто станет новым.
— Не говорите так, Бак! Где ваши глаза? Все делают ставку на архиепископа Мэтью из…
— Из Цинциннати? В самом деле? Я брал у него интервью…
— Да знаю, Бак, читал я его. Тут, кстати, все прочат вас в лауреаты Пулитцеровской премии…
[15]
Бак промолчал. Воистину, зависть не знает границ. Борланд, наверное, почувствовал, что хватил через край.
— По правде говоря, я готов отдать вам вам эту тему. Может получиться хорошее чтиво. Но вы же представления не имеете о том, каким путем он поднялся к власти.
— Ни малейшего.
— Он хороший хитрец. Использовал протекцию, и вообще ему везет. Таких людей много.
— Ну что ж, поскольку я знаком с ним, и, думаю, он мне доверяет, вы не возражаете, если и эту тему мы включим в сделку?
— Так мы что же, заключаем сейчас сделку? — спросил Джимми.
— А почему бы и нет? Насколько плохой должна быть статья?
— Бак, вы думаете, я не знаю, что вы поедете на подписание договора в составе делегации ООН и собираетесь надеть блайзер, шапочку или что-нибудь еще с надписью «Глобал уикли», чтобы разыграть маленький спектакль?
— Вот и сделайте это подписью к вашей фотографии на обложке: «Заместитель редактора отдела вопросов религии стоит рядом с генеральным секретарем».
— Не смешно. Ни в коем случае Планк не разрешит вам такого маскарада, да к тому же устроит все так, чтобы эта статья не досталась никому другому.
— Заверяю вас, Джим, что буду настаивать на нашей договоренности.
— Вы забываете, что после того, как вы пропустили собрание у Карпатиу, у вас уже нет на руках козырных карт для ведения переговоров. Почему вы думаете, что Бейли станет вас слушать? Сейчас вы рядовой репортер Чикагского бюро.
Бак почувствовал, как прорезалось его прежнее «я», и, не удержавшись, он проговорился:
— Да, репортер Чикагского бюро, автор статьи, которая будет представлена на обложке следующего выпуска журнала, получивший еще одно поручение такого же Уровня.
— Туше!
— Извините, Джим. Это между прочим. Но я говорил серьезно и вовсе не блефовал, утверждая, что в области ваших интересов есть очень важные проблемы. Я убежден, что в религиозной сфере назревают гораздо более интересные события, чем подписание договора.
— Минутку, Бак Вы ведь не принадлежите к числу тех фанатиков, которые принимают за чистую монету все эти теории пророчеств, апокалипсиса, «все-это-уже-было-предсказано-Библией» и тому подобное»?
