— Не начинай прощаться, пока не объявят отправление.
— Я не уйду до тех пор, пока твой самолет не исчезнет из виду, ответила она. — Я тебе уже говорила это.
— У нас есть время съесть пирожное, — сказал он, показывая на лоток в коридоре.
— Я уже ела десерт, — ответила она, — шоколад с пирожным.
— Пирожные из «Рога изобилия фортуны» — не в счет, — объявил он. Идем. Ты помнишь наше первое пирожное?
В день их знакомства Хлоя ела пирожное, и он снял своим пальцем приставший в уголке губ кусочек шоколада. Не зная, что с ним сделать, он просто слизнул его.
— Мне запомнилось, что я вела себя, как недотепа, — сказала она, — а ты разыграл старую шутку.
— Мне показалось, что ты любишь пирожные, — сказал Бак, и повел ее к лотку, так же как в Нью-Йорке, при их первой встрече.
— Ты считаешь, что я хочу еще одно?
Бак рассмеялся не потому, что шутка получилась смешной, а потому что она принадлежала только им, хотя и была глупой.
— Я и вправду не хочу есть, — сказала она, разглядывая витрину.
Скучающий подросток ожидал их заказа.
— Я тоже сейчас ничего не хочу, — проявил солидарность Бак. — Давай купим сейчас, а съедим потом.
— Сегодня на ночь или завтра утром? — спросила Хлоя.
— Давай согласуем время.
— И съедим их как бы вместе, то есть, в одно и то же время?
— Разве это не замечательно?
— Твои выдумки неиссякаемы.
Бак заказал два пирожных в отдельных коробочках.
— Так не пойдет, — заявил подросток.
— Тогда дайте мне одно пирожное, — парировал Бак, передавая ему часть денег и высыпая остальное в руку Хлое.
— И мне тоже одно пирожное, — сказала Хлоя, протягивая деньги.
Подросток скорчил гримасу, уложил каждое пирожное в отдельную коробочку и дал сдачу.
— И медведя можно заставить танцевать! — заметил Бак.
Медленной походкой они вернулись к проходу на летное поле. Прибавилось несколько пассажиров. Дежурная объявила, что их самолет прибыл. Бак и Хлоя присели, наблюдая за прибавляющимися усталыми пассажирами.
Бак тщательно уложил коробочку с пирожным в свой ручной саквояж.
— Я буду подлетать к Нью-Йорку завтра приблизительно в восемь утра, прикинул он. — Я съем его с кофе и с мыслями о тебе.
— А у нас в это время будет семь. Я буду еще в постели, в предвкушении пирожного, с мечтами о тебе.
«Мы все ходим вокруг да около, — подумал Бак, — и никто из нас не решается заговорить о чем-то серьезном».
— Тогда я подожду до тех пор, пока ты не встанешь, — сказал он, скажи мне, когда ты собираешься съесть свое пирожное.
Хлоя подняла глаза к потолку.
— Хм… — задумалась она.
— А когда у тебя будет самая важная, самая официальная встреча?
— Скорее всего это будет поздно утром, в одном из больших нью-йоркских отелей. Карпатиу собирается сделать какое-то совместное заявление с кардиналом Мэтьюзом и другими религиозными лидерами.
— Как раз в это время я съем свое пирожное, — подзадорила Бака Хлоя. Наберись смелости съесть свое именно там.
— Не учи смельчака смелости, — улыбнулся Бак, но это было шуткой лишь наполовину. — Я ничего не боюсь.
— Да? — воскликнула она. — А кто пугается местного гаража, так что боится идти туда в одиночку? Бак потянулся за ее коробочкой с пирожным.
— Что ты делаешь? — мы же не хотим съесть их сейчас, вспомни, мы договорились.
— Я хочу обонять его аромат, — ответил он. — Аромат поддерживает память.
Он открыл коробочку и поднес ее к лицу.
— М-м-м… — промычал он, — сдобное тесто, шоколад, орехи, масло — что еще?
Он протянул пирожное ей, и она наклонилась, чтобы понюхать его.
— Мне нравится этот запах, — сказала она. Бак протянул руку и прижал ладонь к ее щеке. Она не отстранилась, а посмотрела прямо в его глаза.
— Давай запомним этот миг, — сказал он. — Я буду все время думать о тебе.
— Я тоже, — ответила она. — А теперь закрой сумку. Пирожное должно сохранить свою свежесть, чтобы его аромат напомнил мне о тебе.
* * *
Рейфорд проснулся раньше Хлои и спустился в кухню. В буфете он обнаружил маленькую коробочку с пирожным. «Осталось всего одно», — подумал он, но не поддался соблазну. Вместо этого он оставил Хлое записку: «Надеюсь, ты не против. Я не устоял». А на обратной стороне написал: «Шутка». Он выпил кофе и сок, переоделся в форму и отправился в путь.
* * *
Из Цинциннати в Нью-Йорк Бак полетел утренним рейсом, вместе с кардиналом Мэтьюзом. Кардиналу было далеко за пятьдесят. Это был тучный человек с двойным подбородком и коротко подстриженными волосами, покрашенными так, что их цвет выглядел почти естественным. О его статусе свидетельствовал лишь кардинальский воротник. С собой у него был дорогой портфель и портативный компьютер. Бак обратил внимание, что к его билету были прикреплены квитанции на четыре места багажа.
Мэтьюз путешествовал вместе с помощником, который охранял епископа от посторонних и был малоразговорчив. Помощник пересел в кресло напротив, чтобы Бак мог сесть рядом с архиепископом.
— Почему вы не сказали мне, что являетесь кандидатом на выборах папы? — начал Бак.
— Вы хотите начать разговор прямо с этого? — отозвался Мэтьюз. — Не хотите ли глоток шампанского?
— Спасибо, нет.
— Ну что ж… Но вы не возражаете, если я выпью?
Услышав это, помощник Мэтьюза дал знать стюардессе, которая тотчас принесла кардиналу бокал шампанского.
— Как обычно? — спросила она.
— Спасибо, Карин, — отозвался он, обращаясь к ней, как к старой знакомой.
Очевидно, так оно и было. Когда она ушла, он сказал шепотом.
— Она из семьи Литевских, из моего первого прихода. Я сам крестил ее. Она уже много лет работает на этом рейсе. Так на чем мы остановились?
Бак не стал отвечать. Кардинал слышал и запомнил вопрос. Если он хочет повторить его для себя, он может сделать это сам.
— Да, вы спросили, почему я не упомянул о папстве. Мне кажется, об этом знают все. Карпатиу знает.
«Держу пари, что знает, — подумал Бак. — Наверняка именно он и организовал это».
— Карпатиу надеется на ваше избрание?
— Вне всякого сомнения, — шепотом ответил Мэтьюз. — Надеется, не надеется — это в прошлом. Голоса уже у нас в кармане.
— У вас?
— Это только говорится «мы», «нас»… Голоса мои. Понятно?
