— Все, что я могу сделать, — хрипло шептал он в ночном воздухе, — это посвятить Тебе всю мою оставшуюся жизнь. Я буду делать то, что Ты хочешь, отправляться туда, куда Ты будешь посылать меня, подчиняться Тебе, несмотря ни на что.
Он вытащил из кармана диктофон и перемотал ленту. Когда послышался разговор, свидетелем которого он был совсем недавно, Бак был поражен тем, что не услышал английского. Потом он подумал, что удивляться тут нечему подобные вещи происходили в течение всего этого дня. Но ведь он слышал, по крайней мере, три языка. Бак распознал еврейский, хотя и не знал его. Он распознал греческий, хотя и его не знал. И еще один язык, которого, по убеждению Бака, он вообще никогда не слышал. Этот язык свидетельствующие использовали, когда напрямую цитировали Христа. Наверное, это был арамейский.
В конце записи Бак услышал, как бен-Иегуда что-то спрашивает по-еврейски. Он вспомнил, что тогда он воспринял это как английский: «Вы больше не будете говорить с нами?» Но после этого он не услышал никакого ответа.
Потом были записаны его собственные слова: «У меня еще много вопросов» и после паузы — «До свидания и спасибо». Но то, что эти люди говорили его душе, не записалось.
Бак взял ручку и пометил наклейку, чтобы исключить возможность случайной перезаписи этой бесценной кассеты.
Единственное, что оставалось сделать, — это поделиться с Хлоей. Он посмотрел на часы. В Израиле была полночь, значит, в Чикаго около шести вечера. Когда Бак дозвонился до Хлои, говорить он мог с большим трудом. Кое-как он сумел пересказать
события вечера, перемежая рассказ слезами, и Хлоя плакала вместе с ним.
— Бак, — сказала она под конец, — сколько лет мы прожили без Христа! Я буду молиться за раввина.
* * *
Спустя несколько минут Рейфорда разбудил телефон. Он подумал, что это звонит Бак, и надеялся, что тот еще ни от кого не услышал новости о планах Карпатиу в отношении средств массовой информации.
— Папочка, это я! — раздался в трубке голос Хлои. — Я только что разговаривала с Баком, но у меня не было желания говорить с ним о проблемах прессы. Ты ведь слышал про это?
Рейфорд ответил, что слышал, и спросил, уверена ли она, что Бак ничего не знает. Она передала ему все, что Бак рассказал ей о вечерних событиях.
— Я постараюсь позвонить ему утром, — сказал Рейфорд. — К тому же я уверен, что он уже слышал об этом от своих коллег, так что я не окажусь первым.
— Он был так взволнован, папа. Сейчас неподходящее время, чтобы сообщать ему такие новости. Не представляю, как он будет на это реагировать. Как ты думаешь, что с ним будет?
— Бак выплывет. Ему придется присмиреть, поскольку, куда бы он ни устроился, работать все равно придется на Карпатиу. Но все обойдется. Насколько я его знаю, он найдет способ говорить людям правду, либо эзоповым языком в изданиях Карпатиу, либо в изданиях, которые будут продаваться из-под прилавка.
— Похоже, что Карпатиу хочет взять под свой контроль абсолютно все.
— Безусловно, это так.
Рейфорд попытался позвонить Баку в половину седьмого утром, но уже не застал его.
* * *
Бак никогда не видел, чтобы Стив Планк так спешил.
— Эта работа мне по-прежнему нравится, — сказал Планк, собираясь со своей свитой в короткую поездку по старому городу. — Карпатиу наступили на больную мозоль, и он поддал мне жару.
— А в чем дело?
— Ничего особенного. Просто у нас во всем должен быть порядок, вот так.
— И ты пытаешься уговорить меня работать с ним? И не подумаю.
— Ты что, собираешься обдумывать этот вопрос еще пару недель?
— Да.
Бак внутренне улыбнулся. Он уже принял решение отвергнуть предложение насчет «Трибюн» и остаться в «Глобал уикли».
— Ты собираешься с нами в Багдад?
— Пока не знаю, как туда добраться. Но только не с вами.
— Бак, туда не так просто добраться. У нас есть место, а тебе так или иначе придется работать на Карпатиу. Так что поедем вместе. Тебе понравятся его планы насчет Нового Вавилона, и если верить сообщениям, дела там уже идут прекрасно.
— Я буду работать на Карпатиу? Мне казалось, мы уже все выяснили по этому поводу.
— Это всего лишь вопрос времени, мой мальчик.
— Надейся, — ответил Бак.
Его заинтересовал удивленный взгляд Планка. В этот момент Бак увидел Джима Борланда, который разбирался в своих заметках.
— Привет, Джим, — сказал он.
Борланд посмотрел на него исподлобья.
— Еще не интервьюировали Карпатиу?
— Нет, — ответил Борланд. — Он сейчас озабочен тем, чтобы перенести подписание.
— Перенести подписание?!
— Он опасается этих пророков у Стены Плача. Солдаты могут очистить площадь от туристов, но тогда эти парни у Стены получат аудиторию, состоящую из толпы принимающих участие в подписании договора.
— Огромная толпа! — заметил Бак.
— Не смейся! Я не понимаю, почему они не убрали этих бродяг из города.
— Ты не понимаешь?
— В чем дело, Бак? Ты думаешь, эти старые придурки зальют своим огнем целую армию? Смотри на вещи серьезно. Ты веришь в эти бредни об огне?
— Я видел того парня, Джимми. Он был сожжен.
— Ставлю миллион против одного, что это было самосожжение.
— Это не было принесением себя в жертву, Джим. Он упал на землю, и один из тех двоих испепелил его
— Огнем из своего рта?
— Я видел это собственными глазами.
— Хорошо, что не за тобой основная статья, Бак. Ты теряешь себя. Может, ты скажешь, что ты также получил у них эксклюзивное интервью?
— Не совсем эксклюзивное и не совсем интервью.
— Другими словами — нет, если называть вещи своими именами.
— Нет. Я был у них поздно вечером; разговора типа вопрос-ответ не получилось. Это все, что я могу сказать.
— Если ты собираешься заняться фантастикой, тебе следует поискать себе другое место. Ты можешь, конечно, публиковаться у Карпатиу, но вряд ли у него ты получишь намного больше свободы.
— Я не буду работать у Карпатиу.
— Тогда тебе вообще не найдется места в прессе.
— О чем ты говоришь?
Борланд рассказал ему о заявлении по поводу средств массовой информации.
— Включая «Глобал уикли»! — спросил Бак, побледнев.
— Включая? Если ты спрашиваешь меня, я скажу, что это один из самых лакомых кусочков.
Бак покачал головой. Получается, что так или иначе он будет писать свои статьи для Карпатиу.
