— Так что же делать, если она все-таки появится? Мне не следует говорить с ней об этом?
— Я не знаю. Если она придет, это может означать, что она по-прежнему надеется, что у нее еще есть шансы. А на самом деле они еще имеются?
— Нет!
— Тогда тебе следует дать ей это понять. Но не делай этого слишком явно. И не пытайся при этом убеждать ее…
— Перестань говорить о моей вере, как будто я навязываю ее людям.
— Прости. Просто я пытаюсь увидеть, как это будет воспринято ею.
Теперь Рейфорд уже совершенно не представлял, что сказать Хетти, что ему с ней делать? В его душу проник наконец-то страх, что дочь права, и вместе с тем он получил намек на то, происходит в душе Хлои. Брюс Барнс как-то сказал ему, что большинство людей не видят и не слышат истину до тех пор, пока сами не обретут ее. Тогда им становится понятно все, что происходит в мире. Каким же образом ему убеждать людей? Этот вопрос отчетливо встал перед ним.
Бак около одиннадцати вошел в клуб, Хетти поспешила ему навстречу. Его надежды тотчас рассеялись, как только она открыла рот:
— Так есть возможность увидеться с Карпатиу?
После того как Бак пообещал было представить ее Николае, он ничего не сделал для этого. Теперь, наслушавшись восторгов Стива о величии Карпатиу, он подумал, что просить его о возможности представить ему одну из поклонниц неуместно. Он позвонил Розенцвейгу:
— Док, это, конечно, ерунда, и вы можете отказать, потому что он страшно занят. Я знаю, что у него масса дел, поэтому ему не обязательно принимать эту девушку.
— Это девушка?
— Ну, молодая женщина. Она стюардесса.
— Вы хотите, чтобы он принял стюардессу? Бак не знал, что сказать. Реакция была именно такой,
какой он опасался. Мучаясь переживаниями, он услышал,
как Розенцвейг вызывает Карпатиу.
— Док, не надо, не зовите его! — решился наконец Бак. Но Розенцвейг вернулся к телефону и изрек:
— Николае сказал, что ваши друзья — это его друзья. У него есть несколько минут, но только несколько. Давайте прямо сейчас.
Бак и Хетти поспешно отправились к «Плаза» на такси. Бак чувствовал себя чрезвычайно неловко и ожидал еще худшего. Какой бы ни была его репутация у Карпатиу и Розенцвейга как международного журналиста, теперь он навсегда ее испортил. Теперь на него будут смотреть как на прилипалу, который будет приводить к Карпатиу всякого рода поклонниц.
Бак не скрывал своего неудовольствия, в лифте он раздраженно буркнул:
— У него в самом деле всего секунда времени, так что нам не следует там задерживаться.
Хетти пристально посмотрела на него:
— Я умею общаться с VIP, — сказала она. — Мне приходится часто обслуживать их во время полетов.
— Не сомневаюсь.
— Если я доставлчю вам беспокойство…
— Вовсе нет, Хетти.
— Если вы считаете, что я не умею вести себя…
— Извините, но я должен думать о его расписании.
— Но теперь нас включили в его график? Он вздохнул:
— Наверное, да.
«Ну почему, почему я все время ухитряюсь впутаться в какую-нибудь такую историю?» — думал Бак.
В холле Хетти остановилась у зеркала и поправила макияж. Телохранитель открыл дверь, приветствовал Бака и осмотрел Хетти с головы до ног. Она не обратила на него внимания, разыскивая взглядом Карпатиу. Доктор Розенцвейг вышел из кабинета.
— Камерон, — обратился он к Баку, — пожалуйста, на одну минуту
Бак извинился перед Хетти, которая явно была недовольна. Розенцвейг отвел его в сторону:
— Он спрашивает, не могли бы вы прежде зайти к нему один?
«Начинается, — подумал Бак, посмотрев на Хетти с извинениями и приподняв палец в знак того, что он будет недолго, — Карпатиу намылит мне шею за растрату его времени».
Карпатиу стоял перед телевизором, наблюдая репортаж Си-эн-эн и скрестив руки на груди под подбородком. Он мельком посмотрел на Бака и пригласил его войти. Бак закрыл за собой дверь с ощущением, что его вызвали к высокому начальнику. Николае не сказал о Хетти ни слова.
— Вы видели, что происходит в Иерусалиме? — спросил он.
Бак ответил утвердительно.
— Это самое странное, что мне когда-либо приходилось видеть.
— Не для меня, — ответил Бак.
— Нет?
— Я был в Тель-Авиве во время нападения нордландцев.
Карпатиу продолжал смотреть на экран, где Си-эн-эн давало повторы сцен нападения на проповедников и падение нападавших.
— Да, — пробормотал он. — Наверно, это было что-то подобное. Что-то совершенно необъяснимое. Разрыв сердца, говорят.
— Простите?
— Нападавшие умерли от разрыва сердца.
— Я не слышал об этом.
— Да. И «Узи» не заело — автомат в прекрасном состоянии.
Казалось, что Карпатиу был ошеломлен увиденным. Продолжая наблюдать, он сказал:
— Меня интересует ваше мнение о моем выборе пресс-секретаря.
— Я был поражен.
— Я думал, что именно такое впечатление это произведет на вас. Но посмотрите: проповедники ни разу не прикоснулись ни к одному из них. В чем дело? Они были напуганы до смерти, так что ли?
Вопрос был риторическим. Бак не стал отвечать.
— Н-да, — произнес Карпатиу.
Это были самые нечленораздельные звуки, которые Бак от него слышал.
— Действительно странно. Так что нет сомнения, что Планк справится с работой, вы согласны?
— Конечно. Но я думаю, вы понимаете, какой удар нанесли по «Уикли»
— А я думаю, что укрепил позиции журнала. Как заполучить человека, которого хочешь назначить на более высокую должность?
Бак пожал плечами, испытав облегчение от того, что Карпатиу, наконец, отвернулся от телевизора.
— Я начинаю чувствовать себя похожим на Джонатана Стонагала, который переставляет людей с места на место. Он рассмеялся. Бак был рад тому, что тот начал шутить.
— А вы слышали о том, что случилось с Эриком Миллером? — спросил Бак.
— А, это ваш друг из «Сиборд мансли». Нет, а что?
— Он утонул прошлой ночью. Карпатиу выглядел ошеломленным:
— Не говорите! Ужасно!
— Послушайте, мистер Карпатиу…
— Пожалуйста, Бак! Зовите меня просто Николае!
— Я не уверен, удобно ли это. Я хочу извиниться за то, что привел к вам эту девушку Она всего лишь стюардесса и…
— Ни про кого нельзя говорить «всего лишь», — сказал Карпатиу и взял Бака за руку- Все люди равноправны, независимо от их положения.
