Хлоя замолчала и покачала головой. Когда она снова заговорила, то почти шепотом, и Баку пришлось наклониться к ней, чтобы услышать. Ему нравился звук ее голоса.
— Бак, — сказала она, — он растрогал и меня, но совсем не потому, что это мой отец.
— Удивительно, — сказал он. — Я думал об этом почти всю ночь.
— Не слишком ли долго для нас обоих? — спросила она. Бак не ответил, но понял, что она имела в виду.
— Так когда я стал ответом на вашу молитву? — осведомился он.
— За обедом, когда папа рассказывал вам все это, я внезапно поняла, почему он хотел, чтобы я присутствовала, когда то же самое он говорил Хетти. Поначалу я оказалась для него таким крепким орешком, что он отступился. И теперь, когда он овладел знаниями, в своем стремлении убедить меня он боится обращаться ко мне напрямую. Он хочет обойти меня с флангов. И он добился своего.
Я не слышала начала, потому что мы с Хетти были в женской комнате, но, наверное, я все это слышала и раньше. Но когда я вернулась, меня как будто пронзило. Дело не в том, что я услышала что-то новое, новым это было для меня, когда я услышала Брюса Барнса и увидела видеокассету. Но тут отец проявил такую энергию и уверенность. Бак, правда ведь нельзя по-другому объяснить тех двоих в Иерусалиме, как только признав в них тех самых свидетельствующих, о которых говорится в Библии? Бак кивнул.
— Вот так папа и Бог пронзили меня. Но я была еще не совсем готова. Я плакала, потому что я так его люблю и потому что все это оказалось истиной. Все это правда, Бак, вы это понимаете?
— Думаю, что понимаю, Хлоя.
— Но все равно я не могу заговорить с моим отцом об этом. Я еще не знаю, что будет со мной. Я всегда бравировала своей независимостью, я знала, что огорчаю его, даже разочаровываю, но я не могла делать ничего другого, как только плакать. Я должна сама все обдумать, научиться молиться, во всем разобраться. Хетти совершенно безнадежна. Она этого не понимает и никогда не поймет. Она способна думать только о банальностях, вроде того, чтобы попытаться сосватать нас с вами.
Бак улыбнулся и попытался изобразить обиду:
— Это банальность?
— Да, по сравнению с тем, о чем мы сейчас говорим.
— Можно сказать и так, — отозвался Бак. Она рассмеялась.
— Теперь я понимаю, почему папе не понравилось, что я разговаривала с вам две-три минуты перед уходом.
— Наверно, даже меньше.
— Когда я вернулась в наш номер, он был уже в постели. Я пожелала ему спокойной ночи, чтобы убедиться, что он еще не спит. Потом я быстро ушла, еще не готовая сделать последний шаг, и расплакалась оттого, что папа так беспокоится обо мне и так меня любит.
— Наверно, это было тогда, когда я встал, — сказал Бак.
— Просто все это не в моем характере. Если я где-то, это не значит, что я там, понимаете меня? Бак кивнул.
— Со мной бывает так же.
— Я уже убеждена, — сказала она, — но продолжаю сопротивляться. Считается, что я интеллектуалка, у меня критически настроенные друзья, на вопросы которых я должна дать ответы. Кто этому поверит? Подумают, что я рехнулась.
— Поверьте мне, я вас понимаю, — откликнулся Бак, пораженный сходством их путей.
— Итак, я была поражена. Я еще не приняла никакого решения, я пыталась успокоить отца, делая вид, что я не так уж далека от него, но ему казалось, что он причиняет мне страдания. Он совершенно не представлял, что я так близка к нему. Я вступила на этот путь, доведенная до отчаяния своей замкнутостью, простите мне мой психологический лепет, — и мое внимание привлекла идея, отвечает ли Бог на молитвы человека, который… ну, как это сказать, поймете ли вы меня… еще не…
— Не стал христианином, — предположил Бак.
— Вот именно. Я не пойму, почему мне так трудно выразить это. Может быть, кто-нибудь более знающий сможет мне объяснить все это, но я молилась, и Бог откликнулся на мою молитву Объясните мне это, Бак, пользуясь логическими приемами, которыми вы так прекрасно владеете. Если есть Бог, и все это истинно, почему Он не хочет, чтобы мы это понимали? Я имею в виду, что Бог не должен был бы затруднять понимание, не должен был бы — или не мог бы — не обращать внимания на молитву отчаявшегося, разве не так?
— Я сам не понимаю, как Он может, нет.
— Вот о чем я думала. Я думала, что это хороший тест, вполне разумный, при том, что не одна я такая. Теперь я убеждена, что Бог ответил на мою молитву.
— И этот ответ — я.
— Да, вы стали этим ответом.
— Хлоя, о чем вы все-таки молились на самом деле?
— Молитва сама по себе была не такой уж большой, если бы я не получила ответа. Я сказала Богу, что мне нужно еще чуть-чуть. Я чувствовала, что всего того, что я услышала и узнала от своего отца, мне не достаточно. Я молилась совершенно искренне и сказала, что для меня имело бы решающее значение, если бы Бог доказал, что Он проявляет заботу обо мне лично, что Он знает, к чему я стремлюсь, и что Он хочет, чтобы я знала, что Он есть.
Бак испытывал странное чувство, будто он хочет высказаться, но у него сел голос, и он не может закончить фразу. Он закрыл лицо руками, чтобы овладеть собой. Хлоя пристально смотрела на него.
— Так вам кажется, что я и есть ответ на вашу молитву? — спросил он наконец.
— Мне это представляется несомненным. Я уже сказала вам, что во время молитвы мне и в голову не пришло, что вы можете оказаться рядом со мной. Вообще, я даже не была уверена, что мы когда-либо встретимся. Но получилось так, будто Бог лучше меня знает, кого я хотела встретить сегодня больше всех.
Бак был невыразимо тронут. Он тоже хотел видеть ее. В противном случае он мог бы полететь рейсом Хетта или десятком других, которые доставили бы его в Чикаго утром. Бак посмотрел на нее:
— Так что же вы теперь собираетесь делать, Хлоя? Мне кажется, Бог привел вас к поворотной точке. Это еще не сама поворотная точка буквально, но вы обратились и получили ответ. Это выглядит так, будто на вас уже наложено обязательство.
— Да, у меня нет выбора, — сказала она. — Да мне и не нужно ничего другого. Из всего того, что я узнала от Брюса Барнса, видеокассеты и отца, не обязательно, чтобы кто-то другой вел тебя, не обязательно ходить в церковь и тому ^ подобное. Подобно тому, как я молилась о том, чтобы мне, был послан отчетливый знак, я могу молиться и об этом.
— Ваш отец ясно показал это вчера.
— Вы не хотели бы присоединиться ко мне? — спросила она.
Бак заколебался.
— Не примите это на свой счет, Хлоя, но я еще не готов к этому.
— Чего вам еще нужно?.. О, простите, Бак. Я веду себя так, как мой отец, когда он вернулся к христианству. Он был не в состоянии справиться с этим сам, а я вела себя ужасно. Если вы еще не готовы, это значит, вы не готовы.
