Некоторым самцам в процессе совокупления удавалось сохранить остатки разума и удержаться от подобного призыва.
В этом случае они не получали полного удовлетворения, но зато оставались целы. Однако если этого не происходило, если контроль над разумом удержать не удавалось, вступал в силу своеобразный кодекс чести, отступить от которого для Пауков было совершенно немыслимо. Или, может быть, правильнее было бы назвать это не кодексом чести, а голосом крови. Самка просто не могла поступить иначе. Если самец выражал желание быть сожранным, она непременно так и поступала. Кроме всего прочего, считалось, что для будущих детей это очень полезно; все, что знал и умел их отец, входило в сознание Паучат непосредственно, через организм их матери. Сама сущность самца как бы растворялась в его детях.
Тот Паук, которому удавалось выйти из этого испытания целым и невредимым, благодарил Богиню, и забывал о сексе до следующего критического периода, который, как правило, наступал через несколько лет или даже вообще не наступал никогда.
Брат Хив всегда проявлял очень большой интерес к людям, причина которого, по правде говоря, так и осталась для Эрритена загадкой. Как бы то ни было, Хив знал, что у людей с сексом дело обстоит совсем иначе, чем у Детей Богини.
Получая от этого занятия огромное удовольствие и совершенно ничем не рискуя, они предаются ему гораздо чаще, чем Пауки. И, уж тем более, никто из партнеров не сжирает другого в процессе совокупления. Для людей секс – не прыжок в пропасть с непредсказуемым результатом, а нечто почти столь же обыденное, как еда или другие чисто физиологические удовольствия. Зная все это, даже Брат Хив не мог понять, отчего так всполошились родители Эрритена, когда тот совокупился со своей сестрой по крови. Разве что тут сыграла роковую роль именно их родственная близость, но это были уже такие тонкости человеческих взаимоотношений, вникать в которые даже Хиву казалось скучным.
В результате Эрритена лишь слегка пожурили. Поняв, что желание оскорбленных «родных» совпадает с его собственным, что он и сам жаждет поскорее зажить самостоятельной жизнью, Королева Лия дала на это свое милостивое согласие и даже приказала отцу Эрритена помочь ему в строительстве дома. И тот не посмел ослушаться, хотя и скрипел зубами от злости. Эрритен, впрочем, почти все сделал собственными руками.
Лишь когда дело доходило до такого вида работ, которые никакой человек просто физически не может выполнить в одиночку, он приказывал отцу прийти и помочь.
Место Эрритен выбрал на другом конце города, недалеко от океана. Тогда его дом был крайним, это позднее со стороны берега появились еще три дома. С того момента, как он перебрался в свое собственное гнездо, родители и сестра по крови для него больше не существовали. Изредка навещая свою истинную Мать, Королеву Лию, он просто не замечал ни живущих вместе с ней людей, ни их косых взглядов.
Они поселились вдвоем, Эрритен и Хив, больше никого, как и собирались. Все последующие годы, без сомнения, были самыми лучшими в жизни Эрритена. Как ни восхищался он Детьми Богини, с годами ему стало ясно, что им свойственна определенная ограниченность, замкнутость на самих себе, отсутствие интереса к внешнему миру. Но Хив! Нет, Хив был совсем не такой. Гораздо более открытый, любознательный; гораздо менее скованный рамками обычных для Пауков представлений. Может, таким образом на нем сказалось длительное и тесное общение со мной, думал иногда Эрритен?
Взять, к примеру, отношение Хива к человеческим книгам. Пауки не знали письменности и в массе своей ими совершенно не интересовались. Но не Хив. Как ни странно, именно он приохотил Эрритена к чтению, а не наоборот.
Да что там говорить! Эрритен в школу не ходил и, возможно, вообще так и остался бы неграмотным, если бы не Хив. Они были еще совсем малышами, когда Брат впервые увидел книгу. Она так поразила его воображение, что он не успокоился, пока не научился читать. По его просьбе Королева Лия призвала к себе женщину, которая родила Эрритена – ему, конечно, уже тогда и в голову не приходило называть ее матерью – и приказала ей обучить его грамоте. Та, естественно, повиновалась. Эрритен, в общем-то, не жаждал этим заниматься. Попросту говоря, ленился, как всякий мальчишка, предпочитающий бегать и играть, а не сидеть за учебником. Однако он ужасно хотел, чтобы как можно быстрее прекратилось общение с неприятным ему существом, и поэтому старался изо всех сил. Каждый урок он, в свою очередь, пересказывал сгоравшему от нетерпения Брату. В результате спустя всего пару месяцев оба уже умели бегло читать.
Книги хранились в Доме Удивительных Вещей, но не под замком. Эрритен стал потихоньку таскать оттуда по одной, а потом, по настоянию Брата, возвращал их на место. Хив заявил, что неприятности им ни к чему, и был, как всегда, прав. Если бы книги стали пропадать, то рано или поздно это заметили бы, и тогда, по меньшей мере, стало бы труднее добывать их. Читать книги оказалось гораздо интереснее, чем учиться грамоте. В конце концов, Братья «проглотили» все, что люди сумели сохранить, горько сожалея о том, что на этом источник удовольствия иссяк.
Однако мир, который вставал перед ними со страниц книг, человек и Паук воспринимали совершенно по-разному. Эрритену он казался чем-то вроде сказки, совершенно оторванной от реальности. Хив же, напротив, не сомневался, что все так и было, только очень, очень давно.
Он, конечно, далеко не все понимал. К примеру, один из серьезных вопросов, снова и снова возникающий у него в процессе чтения, да и годы спустя, был таков: почему ни в одной книге не описывались пауки в их теперешнем виде? О существах с этим названием вообще упоминалось крайне редко, всегда в уничижительном тоне, как о какой-то вызывающей отвращение, но совершенно безобидной мелюзге; и ни единого намека на то, что пауки обладают разумом!
Хива эта проблема очень интересовала и даже, как казалось Эрритену, больно задевала. Нашел из-за чего недоумевать и, тем более, расстраиваться! Сам Эрритен был убежден, что ничего тут премудрого нет. Ответ прост: люди – самовлюбленные дураки, и всегда были такими; во все времена им не было дела ни до кого, кроме самих себя. Хив возражал, что такое объяснение входит в противоречие с их удивительными техническими достижениями, но, по мнению Эрритена, так обстояло дело только на первый взгляд. Да, люди прошлого достигли многого, но это свидетельствует лишь об однобоком развитии их ума, целиком и полностью подчиненного задаче всячески облегчить и украсить самим себе жизнь. А в остальном они как были, так и остались дураками и ничтожествами.
Кроме Хива, Эрритен мог бы назвать еще, пожалуй, только двух Детей Богини, выделяющихся из общего ряда, Тимора и Моок. Именно с ними он сошелся ближе всех, опять же, не считая Хива, конечно. Однако Тимор, увлекшись рисованием, начал все больше и больше уходить в себя, отдаляясь от реальной жизни, а с Моок то же самое происходило просто в силу возраста. Хив же был молод, энергичен, легок на подъем и не погружен с головой в какую-то одну идею, как Тимор. И, главное, он любил Эрритена и очень хорошо понимал его. По-настоящему, то есть во всем, даже в чисто человеческих аспектах его личности. Даже в том, чего не одобрял.
