— Простите, я не хотел вас напугать.
При звуке этого голоса она вдвойне удивилась: он звучал так вежливо, даже заботливо — с американским акцентом.
— С вами все в порядке? — Голос — как шелк для ее ушей.
— В порядке... фу... — Она обмахнула лицо — рассчитанно кокетливый жест. — Со мной все в порядке, спасибо. Просто вы застали меня врасплох. Вот и все.
Диана прищурилась, разглядывая незнакомца. Почему так темно там, у края воды?
— Рыбачите? — кокетливо поинтересовалась она.
— Можно сказать и так.
— Ну, вы или рыбачите, или нет.
Замечание вполне могло бы показаться резким, но Ди понравился голос незнакомца — от этого американского мурлыканья приятно покалывало тело. В ее голосе появилась завлекательная хрипотца.
— А, — беспечно отмахнулся незнакомец, — я просто ждал, чтобы мимо прошла симпатичная девушка.
— Если запасетесь терпением, быть может, она и пройдет.
— Быть может, она, наконец, появилась.
— И она может кончиться раньше, чем вы думаете.
Черт, Ди, это даже для тебя скабрезно.
Но было что-то в его голосе, что растопило даже камень ее циничного сердца.
Бог мой, я чувствую себя так, будто мне снова пятнадцать. Совсем как когда парнишка с картофельного грузовика поимел меня на земле вон там. Я вся запыхалась и горю, и сердце у меня точно мурлычет.
Она прищурила хорошенькие глазки, пытаясь разглядеть его получше.
На фоне воды была видна стройная фигура (гибкий, подумала она, довольная, что нашла прилагательное, которое было бы одновременно и поэтичным, и уместным, учитывая, что стояли они в зарослях гибкого ивняка).
Джек Блэк там, а гостинице, уже был задвинут в темный угол. Птица в руке, подумала она. Да уж, птица в руке, так?
Как бы то ни было, не унесет же Джека Блэка восточным ветром, так? Он и завтра вечером будет тут.
А сейчас ей так хорошо в обществе этого незнакомца с его изысканным американским акцентом. Она скорее почувствовала его улыбку, чем увидела ее. Вообразила себе музыку его души.
Вот это уж точно поэтично. Музыка души. Она никогда ни о чем подобном не слышала. Но в этом мужчине она была; он играл ее для нее.
Как же хорошо с ним рядом.
Она сделала шаг к кромке воды под плотным пологом ивовых ветвей.
Теперь стали видны его мягко вьющиеся светлые волосы. Сильное лицо и мускулы под кожей хорошо развиты.
Пара едва заметных отметин по обеим сторонам носа наводила на мысль о том, что он иногда надевает очки.
Когда читает ноты за фортепьяно, подумала она. И еще он был высоким. Прямо образец художника викторианских времен. Романтика извергалась из него, как вода из источника.
Я влюблена. Впервые в жизни я по-настоящему влюблена. Я люблю этого человека. Я хочу раствориться в крови его сердца.
— У тебя чудесные волосы, — сказал он. — Как будто среди прядей сияют золотые огоньки.
— Спасибо, — кокетливо отозвалась Диана, позволив себе быть польщенной. — Вам не холодно без пальто?
Только сейчас она заметила, что он одет всего лишь в рубашку и светлые летние брюки. На мгновение ей показалось, что они чем-то испачканы, но, нет, наверное, это всего лишь тени.
Она бы поглядела еще раз, но он рассматривал ее с неожиданной сосредоточенностью. Брови у него были на удивление темными для блондина. Но главное — глаза... она никогда не видела таких глаз. Они прикованы ко мне так... так... скажи же это, Ди, скажи! — в упоении подумала она... они прикованы ко мне так страстно.
— Ты здесь живешь? — плавно сменил он тему, озарив собеседницу потрясающей улыбкой. — Я хотел сказать — в городе, не в реке.
Она хихикнула своим «я-такая-хорошенькая-девочка-когда-хихикаю».
— Да. За все мои прегрешения. А вы?
— За все твои прегрешения? Такая девушка, как ты, не может знать, что такое грех, я прав?
— Ну... я не вчера из грузовика с капустой выпала.
— У тебя и вправду чудесные глаза, да?
— Спасибо. — И у тебя тоже, подумала она, чувствуя, как в ней поднимается какое-то дремное тепло. Его глаза такие огромные, такие бескрайние.
Она взгляд от них не могла отвести.
Он не моргал. Не сморгнул ни разу. Глаза были умные и зоркие.
Чудные, чудные глаза. Сердце у нее мурлыкало, кровь бежала по жилам теплой тягучей волной; она чувствовала такое... Такую умиротворенность, такую благодать.
— Как твое имя?
— Диана.
Ничто не существовало, кроме его глаз. Она восхищалась ими. Они были ярче любых бриллиантов, какие ей доводилось видеть. И он не моргает, подумалось ей. Моя любовь не моргает. Никогда.
— Диана. Тебе идет.
Мускулы вокруг его глаз ежесекундно меняли форму. Теперь глаза, казалось, пульсировали. Они то были огромными, как диски со вставкой из лазури в центре. То вдруг белок исчезал, и ей виден был только зрачок. Глаза превращались в черные дыры; глубокие и бесконечно загадочные.
Она обнаружила, что сходит с дорожки.
Ни разу не отвела взгляда от его глаз.
Эти глаза...
Тепло, любовь, безмятежность, нежная музыка, ее переполняет ангельская музыка.
Потом случилось нечто прекрасное.
Бормотание реки, пение птиц, дыхание ветра, поющего в ивовых ветвях. И все это растворилось в его глазах. И со всем этим растворилась и частичка ее.
Он видит, что я прекрасна, вне себя от радости подумала она. Я хочу отдаться ему, раствориться в нем. Я хочу отдать ему все. Но что я могу дать? У меня ведь нет ничего особенного, что он мог бы захотеть. Так?
Его глаза — огромные сияющие сферы.
Его улыбка. — теплая, любящая, жаждущая.
Голодная.
Его руки медленно, мягко поднялись, чтобы любовно заключить ее в объятия. Будто пара огромных крыльев, окутывающих ее восхитительным теплом.
Она приоткрыла рот в ожидании первого поцелуя.
Была суббота, три часа пополудни.
2
Суббота, три пятнадцать пополудни.
— Дэвид, присоединишься ко мне за кофе?
Приветствие Электры Чарнвуд долетело из дальнего угла вестибюля гостиницы.
Дэвид отпустил входную дверь, и та закрылась, отрезав шум рынка и проезжающих мимо машин.
— Не прочь, — улыбнулся он.
