Крис ослабил хватку, выпустив тоненькую ручку. Молящее лицо утопленника исчезло.
Дэвид пробыл под водой сорок секунд.
— Держи меня за ноги!
Марк крепко ухватил его, Крис оттолкнулся и нырнул в воду. Глаза его были широко открыты, но видели лишь серебристые воздушные пузырьки и темные заросли водорослей. Руки беспомощно обшаривали водную мглу — никаких следов Дэвида.
Крис вынырнул на поверхность.
— Крис, они двинулись...
Сафдары гребли в их сторону; скоро они приблизятся к Крису и попытаются схватить его.
— Надо возвращаться в форт!
Вздохнув холодного воздуха, Крис замотал головой и опять нырнул.
Он ткнулся руками в ткань и потащил на себя; из водоворота показалась светловолосая голова.
— Марк, я его нашел... Тяни!
Крис сумел наполовину выбраться на край утеса. Марк весь изогнулся, однако ему было страшно неудобно, он никак не мог приспособиться. Вместе они потащили Дэвида за одежду и смогли вытащить мальчика из воды по пояс.
— Я не могу его поднять! — закричал Марк. — Что-то держит!
Крис тоже тащил, но так же безуспешно.
— Быстрее, — скомандовал Марк, — они приближаются.
Сафдары были уже на расстоянии вытянутой руки; их безжизненные красные лица показались над водой, глаза излучали угрозу. Видимо, они чуяли новую жертву.
— Папа... мои ноги...
— Они его утащат! — закричал Крис.
Твари все ближе. Боже, в конце концов они схватят Дэвида...
Но нет; еще одна рука, протянувшись поверх головы Криса, схватила Дэвида за шиворот. И Дэвид выскочил из воды словно младенец из ванны. И Марк, и Крис были подняты из воды той же рукой. Крис изогнулся, чтобы поглядеть, кто поднял Дэвида с такой сверхъестественной силой.
Это была Рут.
Это она управилась одной рукой. Весь ее вид выражал предельное напряжение, мышцы вздулись под кожей, как шары, сухожилия казались стальными канатами. Все это произошло в три секунды. Как только Дэвид был вытащен, напряжение отпустило Рут, и она привалилась к стене.
— Тащите Дэвида в форт! — скомандовал Марк.
Сафдары тянули к ним длинные красные руки с пальцами толстыми, как сырые сардельки.
— Не беспокойся о Рут, я ее заберу!
Крис подхватил Дэвида и кинулся по утесу к воротам, где стояли Джон Ходджсон с сыном, держа ружья наперевес.
Крис забежал в ворота, Марк, тащивший Рут, последовал за ним. За ними зашли Ходджсоны и заперли ворота.
Марк усадил Рут на пол у стены; ее рука, которой она в беспредельном порыве материнского чувства вытащила Дэвида, находилась в состоянии спазма и непроизвольно дергалась, как будто ей не принадлежала; мышцы предплечья никак не могли расслабиться. Рут сильно страдала, но все же больше тревожилась о сыне и заставила Марка положить Дэвида к себе на колени. Здоровой рукой прижав мальчика к себе, она поглаживала его лоб, что-то шептала и баюкала.
Марк глядел на нее в изумлении.
— Я только слышал о таких вещах, когда матери способны приподнять автомобиль, чтобы освободить своего ребенка, или отогнать от него дикого зверя...
Он был совершенно ошарашен и поплелся к Тони, где присел на одну из пушек, оставляя за собой потеки морской воды.
Крис смотрел на мать и дитя, ощущая к ним необыкновенную любовь. Потом прошел в центр двора и задрал голову вверх — туман двигался наподобие дыма, приобретя теперь розовый оттенок. У стен стояли прочие обитатели форта; они явно ожидали его последующих шагов. И он также понимал, что необходимо что-то предпринять: это ему подсказывал древний как мир внутренний голос.
Побуждение рождалось в глубине разума; некая первобытная сущность роднила его с теми предками, которые благоговели перед бурей и расписывали стены пещер наскальными рисунками; и то же исконное чувство, невыразимое словами, подсказывало ему, что надо делать.
Когда ты голоден — ищешь пищу; когда испытываешь жажду — добираешься до воды.
Когда же древний бог, обычно скрывающийся в укромном уголке твоей души, выходит на свет...
49
Над Дэвидом, закутанным в большое полотенце в синюю полоску и казавшимся трехлетним, хлопотала мать; они примостились в кресле с высокой спинкой, стоявшем во дворе форта.
Ничего больше так не хотелось Марку, как вытащить их из этого кошмарного места.
Дэвид склонил голову матери на грудь; челка едва скрывала свежую ссадину над левой бровью, где из-под содранной кожи сочилась кровь.
Рут поморщилась — напряженные мышцы еще сильно ныли.
— Тебе надо приложить на руку лед, — посоветовал ей Марк. — Можно было бы воспользоваться каким-нибудь пакетиком с замороженными овощами.
— Ничего не осталось, — слабо улыбнулась Рут. — Не волнуйся, мне получше... Спасибо, Марк.
Марк чувствовал себя отвратительно; ведь он провалил все дело. Вместо того чтобы привести помощь, кружил по болоту!..
— Держи, может пригодиться, — протянул ему дробовик Джон Ходджсон. — Там еще два заряда.
Марк огляделся — во дворе собрались все жители деревни. Они по-прежнему лелеяли надежду на спасение и теперь слонялись туда-сюда, не в силах примириться с этой мышеловкой, лишенной пищи.
Что будет дальше? Через пару дней начнется людоедство?
Крис шагал по двору, и на его лице было совершенно непривычное выражение — душу мерзким червем точил страх.
Тони сидел, прислонясь спиной к стене, и, казалось, погрузился в свои мысли. О чем он думал? Какая еще спасительная идея могла прийти ему в голову?
Проклятие, они опять тычутся лбом в стену. Идеи испарились, остается только ждать. А чего? Марк больше не верил в чудеса.
Марк подошел к Тони и уселся рядышком, заметив при этом, как бегают за стеклами очков его зрачки.
— Тони... с тобой все в порядке?
Тони не отвечал.
— Тони, тебе помочь?
Внезапно лицо Тони просветлело. Он глядел на товарища таким взглядом, каким ребенок смотрит на огромную рождественскую елку — с удивлением и некоторым испугом.
— Марк, это произошло...
— Что?
— Да-да. Ты чувствуешь? Никогда не думал, что будет вот так... не думал, что смогу это ощутить... или узреть. Но это у меня в голове. Что-то вроде мыслей... или образов... Да, образы... они какие-то болезненные... пугающе-горькие. Я этого не хочу. Словно бы я пытаюсь выбраться, а меня что-то держит.
Марк вслушивался в бессвязный шепот.
— Так было всегда, понимаешь? Всегда. Ты помнишь слова Уильямса? Ральфа Вогана Уильямса
[15]
? Мол, когда он первый раз услышал народную музыку, ему показалось, будто он знал ее всю жизнь, только не понимал... нечто вроде этого. Знал, но не понимал. Знание было глубоко запрятано — как у младенца, инстинктивно умеющего сосать грудь. Первородный инстинкт... вылупляешься из яйца... да-да, яйца, маленького яйца...
