– Тебе он все еще не нравится, Рик?
– Сама идея очень хороша. Сесть на корабль и оставить за спиной хаос и голод? Лучше не придумаешь.
– Но ты все еще не веришь Иисусу и его веселой банде?
– Не верю.
Мы разговаривали за кружкой бренди, и это был разговор, а не ссора.
– Рик, мы действительно сидим в заднице там, на пустоши. Кое-как перебиваемся на картошке, репе и даже сорняках.
– Эти люди способны на такие злобные садистские поступки, что ты не поверишь…
– Да нет, я тебе верю, Рик. Будем за ними как следует приглядывать. И при первом же признаке подвоха они об этом пожалеют.
– Легко сказать, – вздохнул я.
– Найдем способ.
– Значит, ты мне веришь, что они – убийцы.
Стивен поглядел на меня и спокойно сказал:
– Я ведь тоже убийца, Рик.
– Ты? – Я затряс головой и засмеялся. Это было выражение не веселья, а неверия. – Ты никого не убил. Он осушил кружку бренди одним глотком.
– Помнишь троих на пустоши? Они украли продукты и удирали.
– Да, девушка, мужчина и пацан. – Я кивнул. – Но они же выхватили у Дина пистолет?
– Так мы рассказывали. – Он налил себе еще бренди, сел, держа кружку двумя руками, будто согревая что-то холодное, жгуче-холодное, как то, что было у него на сердце. – А вот как было.
Он сделал большой глоток бренди.
– Мы стояли за гребнем холма, нас никто не видел. Ты пошел в лагерь принести еще продуктов и лекарства. Остался, если помнишь, я с Дином и Викторией.
У меня побежали мурашки по коже. Я знал, что это мне не понравится.
– Я говорил с этими тремя, уговаривая их, что все будет хорошо. И вдруг Виктория выхватила у Дина из-за пояса пистолет.
– Виктория?
– Ага, милая наивная Виктория. И застрелила их. Просто и грубо.
– Но мы слышали выстрелы из разного оружия. Ты стрелял из ружья?
– Был вынужден. Она застрелила их в живот.
– И они умерли не сразу?
– Нет, но они были ранены смертельно. Черт, видел бы ты их! Они катались по земле, и животы зажимали вот так. – Стивен схватился за живот, будто чтобы не дать ему рассыпаться.
– Если бы у нас был хирург, может, их можно было бы спасти. А так было ясно, что они умрут медленно и мучительно.
– Боже мой!
У Стивена остекленели глаза – Он вспомнил эту страшную сцену.
– А Виктория говорит: “У вас есть выбор. Можете смотреть, как они будут умирать. Или делайте то, что я скажу”.
– А это…
– А это значило, что мы все должны были стать соучастниками убийства.
– То есть она вам велела их застрелить? Закончить то, что начала она?
Стивен с несчастным видом кивнул.
– Она сказала, что это способ приобщить нас к реальности. Убивай или тебя убьют. Никакой пощады чужакам.
– Она сумасшедшая! Стивен покачал головой.
– Это было чудовищно, но она была права. Если бы мы отпустили этих, они привели бы сотни людей, голодающих людей, в наш лагерь. Мы бы сейчас были мертвы, сомневаться не приходится.
– И вы сделали, как она сказала?
– Боюсь, что так, Рик. Он стояла и смотрела, как мы с Дином хладнокровно их убивали.
Я оцепенел.
– Так что сам видишь, Рик, я не лучше этих людей. – Стивен поднял мрачные глаза. – Отчаянные времена требуют отчаянных мер. – Он сделал еще глоток. – В том числе и убийств.
80
– Как ты себя чувствуешь, Стивен?
– Ты лучше скажи, как ты себя чувствуешь, Кейт?
– Нормально. Уже не болит. Так как ты, Стивен?
– Пока еще болит.
Я открыл вино.
– Черт, вы только посмотрите на нас! Ходячий госпиталь острова Парадиз.
Я увидел свое отражение в зеркале. Правый глаз у меня распух от кулака Стивена. На лбу и на подбородке были ссадины, а руки перевязаны. Кейт была одета в свободную кофточку, и у нее на шее и груди все еще горел красный ожог от кофе. А Стивен весь был изукрашен пятнами коричневых и зеленоватых кровоподтеков.
Был вечер того дня, когда мы подрались. Мы сидели при свечах в комнате Стивена и разговаривали. Снаружи над крышами гудел ветер, срывая с ветвей листву. Мы с Кейт снова установили со Стивеном хорошие отношения. Мы со Стивеном даже стали ближе, чем были много лет до того. Наверное, не только кожа в этот день порвалась. Наши удары сломали воздвигнутый между нами барьер. С тех пор, как Стивен уехал с отцом, я таил глубоко в душе чувство, что он меня бросил в самое трудное время моей жизни, когда отец сказал, что они с мамой разводятся.
Стивен, кряхтя и морщась, вылез из кровати.
– Ладно, люди, – сказал он, – а не посмотреть ли нам телевизор?
– Я бы не против мыльной оперы, – подхватил я шутку. – А лучше, конечно, рок-концерт.
– Я серьезно. – Стивен заковылял по комнате. – Я заметил, что местные заряжают автомобильные аккумуляторы от ветровых электростанций, и потому уговорил Теско найти портативный телевизор. У меня есть видеокамера, так что мне только воткнуть кабели куда надо, и камера становится видеомагнитофоном.
– Только не говори мне, что ты нашел “Парк юрского периода” на восьмимиллиметровой кассете.
– Нет, кое-что поинтереснее. Гляди.
Он включил телевизор, потом кнопку воспроизведения на видеокамере.
Экран замигал цветными точками.
А потом появился сад, полный привидений.
Это было невероятно. Мы все трое сидели и глядели на экран так, будто сам архангел Гавриил явился нам в небесном сиянии.
Сад в сумерки. Розы в цвету. Фруктовые деревья. Лампочки, висящие на ветвях, мягкий золотой свет. Люди пьют, смеются, говорят. А интереснее всего были их лица.
И тут я понял почему. Они были такими молодыми! Никакого напряжения не было в наших лицах, в мимических мышцах под кожей, не было постоянного страха в глазах, который сейчас видишь каждый раз, глядя в зеркало.
Этими призраками были мы. Я понял, что это съемки с вечеринки Бена Кавеллеро. Вот характерная морщинистая улыбка самого Бена. Вот он говорит: “Почему бы тебе не представить себя самому, Стивен? Ты куда лучше меня с этим справишься”.
Вот Стивен вскакивает на ноги. Как он не похож на эту изможденную фигуру, которая сидит, опустив лицо на руки, на кровати возле меня.
Стивен на экране передавал камере свою непринужденную уверенность.
– Добрый вечер! Меня зовут Стивен Кеннеди. Всего три недели назад у меня был день рождения, и сейчас мне полных четверть столетия. Я – ведущий музыкальной передачи на КСТВ – это новая ТВ-станция в Сиэтле…
