И меня стал пробирать мороз.
Голос ее дрожал, но она сказала как могла хладнокровнее:
– Ладно, если это то, что вам нужно. Только подходите по одному, пожалуйста.
Две суроволицые девицы весело переглянулись. А мужчина в ковбойской шляпе покачал головой:
– Вы слишком ценный товар, чтобы так вас расходовать. Вы нам нужны будете для шоу.
Я потряс головой. Оставил бы я при себе хоть один пистолет, кретин! Уж лучше погибнуть в перестрелке, чем вынести то, что готовит нам эта шайка психов.
– Пошли. – Ковбой наставил на меня винтовку. – Не можем же мы ждать целый день, тем более когда надо готовить спектакль.
* * *
Изнасилование. Пытка.
Медленная пытка, пока боль не станет невыносимой. Когда блюешь. Кусаешь язык до крови.
Отрезают пальцы.
Железные пруты, раскаленные докрасна, прижимают мне к мошонке, к лицу и груди Кейт или вдвигают с силой в задний проход каждому из нас.
Слышишь крик, но не знаешь, она это кричит или ты. Ты тонешь в океане боли.
Кейт Робинсон, голая, висит на дереве. Ее бьют ремнями, пока не хлынет кровь. Волосы пропитывают бензином. Вспыхивает спичка.
Потом…
А, черт!
Выбирай на вкус. Они могут сделать все это вместе или по частям. Могут просто пустить нам пулю в лоб, но я так не думаю. Мы для них – развлечение. И можно ручаться, что они из него выжмут все, что смогут. Быстро нам не умереть.
– Сядьте сюда. На скамейку рядом с барбекю. Да, и руки на голову… пожалуйста.
Нас вывели в сад. Мы с Кейт сидели рядом на скамье, поставленной в центре выложенного камнем патио.
Психи стояли вокруг, ухмыляясь, явно довольные своей добычей. Я слышал дыхание Кейт – частое, неровное, испуганное. Ее можно было понять – эти типы ничего хорошего с ней не сделают. И она это знала.
Поднялся ветерок. Красные и оранжевые ленты, привязанные у психов к рукам и ногам, заполоскались как вымпелы.
Кто-то уже развел на газоне костер и деловито разламывал стулья о стену на дрова.
Мужик с пропирсованными губами и мрачной рожей потягивал водку из бутылки. Он передал бутылку тем двум теткам с никотиново-желтыми жидкими волосами. Они пили по очереди, оживленно разговаривая – наверное, обо мне, потому что все постреливали на меня крысиными глазками и смеялись.
Когда потрясение от неожиданного захвата прошло, осталось совсем другое чувство: как ни странно, гнев. Я был в полной их власти. Они могли сделать со мной что вздумается, не страшась ни малейшего возмездия: закон и порядок, тюрьма и суд провалились к динозаврам. Но ощущал я гнев. И начал заводиться.
– Что вы с нами собираетесь делать?
– Что-нибудь придумаем, – ответил мужик в ковбойской шляпе.
– Отпустите нас!
– С чего бы это?
– Потому что мы вам ничего плохого не сделали.
– Вы на нашем острове.
– Вы здесь не живете.
– Не живем?
– Нет.
– Как вы узнали, мистер Холмс?
– Слишком тут чисто. Психи вроде вас засрали бы его сплошным ковром.
– Рик… – тревожно начала Кейт.
– А, так он Рик? – Ковбой поставил на скамейку рядом со мной ногу в сапоге с настоящей шпорой. – Рик – висячий штык? Или Рик – получи втык?
– Рик Кеннеди. Мы из Лидса. Мы искали еду.
– Искали вы, может быть, и еду, а нашли меня. Зовут меня Ковбой, и я жуткая зараза.
– Меня зовут Кейт Робинсон. – Она заставила себя приветливо улыбнуться. – Пожалуйста, отпустите нас. Мы вам ничего плохого не сделали.
– Значит, – Ковбой зажег сигарету, а горящую спичку поднес к губам Кейт, – вы хотите домой?
Она снова заставила себя улыбнуться и задула спичку.
– Да, пожалуйста. Мы просим прощения, если… вторглись в ваши владения.
Ковбой оглядел своих. Они внимательно смотрели, ухмыляясь татуированными мордами.
– Я так понял, – сказал он, глубоко затягиваясь, – что вы хотите жить?
– Да.
– Но зачем?
– А тебе зачем? – спросил я задиристо.
– Можете назвать это миссией, – ответил он. – Через двадцать четыре часа вы будете мертвы. Я вас избавлю от боли и страданий выживания в этом страшном, страшном мире.
– Спасибо за заботу, – огрызнулся я. – Мы готовы рискнуть.
– Вы действительно думаете, что проживете больше двух лет? А что вы будете есть? Земля все горячее и горячее. Скоро придется все время бежать, чтобы ноги не загорелись.
– Я сказал, мы готовы рискнуть. Отпусти нас, и вы нас больше никогда не увидите.
– Не могу. – Ковбой выдул дым ноздрями. – Вы теперь наши.
– Вы же не обязаны это делать, – сказала Кейт тихим спокойным голосом. – Вы могли бы просто нас отпустить.
– Позвольте вам напомнить, моя дорогая, что теперь нет и уже никогда не будет ни телевизора, ни театра, ни оперы, ни балета. Нам нужны развлечения.
– Психи вы хреновы! – вызверился я. Но что я мог сделать, когда мне в спину упирались два ствола?
– О’кей. – Ковбой повернулся к своей банде. – Так что же нам делать с этой милой парой?
62
Эти сволочи действительно собирались стоять тут во дворе миллионерского дома, с барбекю, бассейном, детскими качелями, трельяжами роз на стене и обсуждать, как им замучить нас до смерти.
Кто-то включил си-ди плеер, и в саду загремел “Конец занятий” в исполнении Элиса Купера. Между деревьями серебристо блестела вода. Я подумал о Стивене. Он никогда не узнает, что со мной сталось. Говард Спаркмен прилетит и нас просто не найдет. Нигде.
А, черт!
Черт, черт, черт!
Ну нет, не дам я этим садистам надо мной кайф ловить.
Должен быть выход.
Или хотя бы способ прихватить с собой побольше этих мерзавцев.
Я постарался принять спокойный вид, будто смирился с судьбой, а они, перекрывая музыку, выкрикивали приходившие им в голову блестящие идеи.
– Ух, повеселимся! – вопил один высокий. У него расходились белые шрамы от губ, будто рот лежал в центре звезды. – Персик, а не девка!
– Ага, – вторил ему другой псих, – Кто первый засунет, Ковбой?
– Я, – ответил Ковбой. – Я здесь старший.
– Старший?
– Ага, я сегодня старший.
– А тогда почему не оставить ее для босса?
– А потому что его здесь нет.
