Из водостока хлынули крысы. Как будто показали кино наоборот для смеху. Представьте себе, как коричневый ливневый поток хлещет в канализацию, такой бурный, что голова кружится смотреть.
Теперь представьте себе то же самое наоборот – вода прет из канализации обратно. Густая и бурая.
А теперь представьте себе, что это не вода, а крысы. Тысячи крыс выливались вверх и наружу между прутьями решетки. Их было столько, что отдельных крыс даже и видно не было – только бурый потоп.
– Кейт, через изгородь… беги к дому.
– Не могу! – крикнула она. – Они из канавы тоже лезут! Их сотни.
– Хватай вот это! – Я сунул ей палку от метлы, найденную возле воды. И стал раскидывать кучу нанесенного водой мусора, перепутанного с человеческими костями.
Палку.
Ветку.
Что-нибудь, чем можно отмахнуться от полчищ голодных крыс, надвигающихся на нас. Сомневаться не приходилось – дни собирались обедать.
Я нагнулся разгрести выброшенную на берег груду сумок, щепок, ботинок, шмоток, дохлых голубей.
Черт побери, ничего!
Ничего похожего на дубину.
– А, блин… вот это сойдет.
Я подобрал человеческую бедренную кость. Длинная, тяжелая – идеальная дубинка. На ней еще висели клочки мяса засохшими макаронинами. Хоть бы пластиковым пакетом обмотать конец, чтобы взяться, но времени нет. Я охватил кость ладонью, передернувшись от мокрого прикосновения прядей мыши.
– Рик, вот они! А, черт!
Кейт ударила палкой, промахнулась. Еще ударила – на этот раз с размаху, как клюшкой.
Крыса пискнула. С глухим стуком палка от метлы сбросила ее в воду.
Мы вышли из отеля сразу после восхода – погулять по острову и посмотреть, что на ближайшие недели будет нашим домом. Мы прошли через рощицу, в которой кое-где стояли дорогие коттеджи. И только у самой воды я заметил крыс.
Когда они хлынули из-под решетки стока, я глазам своим не поверил. А они все хлестали из земли непрерывным бурым потоком.
Теперь они надвигались. Подбирались поближе короткими перебежками.
Толстые розовые хвосты хлестали на бегу воздух, как бичи. Они подобрались так близко, что видны были блестящие глазки, мелькание розовых язычков – они предвкушали, как вцепятся нам в плоть острыми зубами, со скрипом раздирая кожу.
Я отчаянно огляделся. Нас оттеснили к воде. Бежать было некуда. И никого не видно, кто мог бы нас спасти.
Придется выбираться самим.
Кейт держала палку от метлы, как самурайский меч. Она глянула на меня, и глаза ее блестели от страха.
– У нас два выхода, – сказала она быстро. – Или спасаться вплавь, или бежать прямо через них – авось доберемся до дому.
– Их тысячи, они нас с головой накроют. Кейт, мы должны… а, черт!
Крысы бросились вперед. Я пригнулся, отбивая костью наседавших крыс. Тук, тук, тук – стучала кость.
Трах! Размозженный крысиный череп.
Трах!
Трах!
Я прыгал по земле, колотя по крысам.
– Рик, на ноге!
Крыса успела взбежать по моей ноге до колена, цепляясь коготками за ткань джинсов. Она разинула пасть. Я увидел зубы острее бритвы, шевелящиеся усы, голодные глаза, блестящую мокрую шерсть. И застыл.
Крыса была жирная, почти распухшая. Наверняка начинена микробами, смертельными вирусами, сожранными во время пира на гниющем человеческом мясе.
Она была уверена в своей безнаказанности, в том, что человек для нее более не угроза, и хотела жрать живую добычу.
Меня.
Потом Кейт.
Мы стали кормом для крыс.
Все это длилось меньше секунды, но перед моими глазами прошло как замедленная съемка.
Крыса цеплялась когтями за мои джинсы. Они кололи сквозь ткань. Она принюхалась повыше, впивая розовым носом аромат потовых желез на моих яйцах.
Может, это был самый сладкий запах. Именно туда она хотела всадить зубы. Прокусить кожу и впиться в железу. Потом жадно слизывать кровь.
– Рик, не двигайся!
Загудела в воздухе палка от метлы. Я не сводил глаз с крысы. Не мог шевельнуть и мускулом.
Палка загудела громче.
Мелькнула.
Удар.
Крыса отлетела в сторону.
Я мигнул, сбрасывая с себя оцепенение.
Крысы вцепились в кость и бежали по ней к моей руке.
Я отбросил кость назад.
Кейт крушила крыс палкой, но их нельзя было остановить. Как наступающий прилив.
У наших ног плескалась вода.
– Надо плыть, – сказал я. – Иначе погибнем.
– Поплывем, – ответила она, но глаза ее метались от моего лица к водам озера – ядовитому вареву из разлагающихся тел и отходов химзаводов, ржавеющих машин, мусорных свалок.
– Готов?
– Держись ко мне ближе. Поплывем вдоль берега. Когда уплывем от крыс, вернемся на берег.
– А потом?
– Потом побежим во все лопатки.
– А крысы… – Она снова посмотрела на меня. – Они за нами не поплывут?
– Кейт, они нас обгрызут до костей, если мы не поплывем.
– Ладно, вперед.
– Кейт, на счет “три”.
– Рик, они лезут!
– Раз, два… черт побери, это что еще?
Они появились будто из-под земли.
– Собаки! – крикнула Кейт, не веря своим глазам. – Они напали на крыс!
Удивление перешло в облегчение – невероятное облегчение.
– Смотри! – ахнула Кейт. – Сколько их?
– Двадцать… тридцать?
Собаки – низкорослые мускулистые терьеры – набросились на крыс. Они не кусали их до смерти – терьер хватал крысу за голову, резко встряхивал, ломая ей шею, и отбрасывал прочь. И тут же хватал следующую. И следующую. И следующую.
Крысы попытались напасть на собак, но их зубы не прокусывали естественную броню шерсти. Псы рычали, бросались, подпрыгивали, сбрасывая крыс, и убивали, убивали.
– Слава Богу, – выдохнул я, обнимая Кейт за плечи. – Собачья кавалерия подоспела вовремя.
Я поднял глаза от крысиной бойни и увидел, что поодаль стоит Иисус и смотрит на нас, сложив руки на груди. Он усмехался. Ситуация его забавляла. Рядом с ним стоял тощий с непроницаемым выражением лица. Чуть дальше сгорбился Теско – его нос все еще был похож на кусок сырого мяса. Вид у него был зловещий. Я не сомневался ни секунды, что Теско с наслаждением смотрел бы, как крысы разорвут нас на части. Все трое стояли молча, цветные ленты у них на руках и ногах развевались на ветру.
