Душный воздух библиотеки, казалось, стал плотным от вековой пыли. Единственным звуком было тихое урчание сервомоторов, доносившееся со стен. Невидимые потоки энергии, слабой, но вполне ощутимой, проникали в мозг библиария ледяными щупальцами.
Он набрал в грудь воздуху и нарушил мертвую тишину:
— Лютер? Мой лорд, ты здесь?
В тени кресла с высокой спинкой кто-то шевельнулся, и на фоне серебристо-голубого сияния Захариил увидел голову и плечи.
— Захариил, — откликнулся Лютер. Голос звучал грубовато, словно Лютер устал от долгих усилий. — Ты не должен был сюда входить.
Лорд Сайфер, дистанцируясь от остальных Астартес, осторожно шагнул вперед.
— Я прошу прощения, мой лорд, — заговорил он, склонив голову. — Они не посчитались с твоим желанием.
Захариил уперся взглядом в спину лорда Сайфера.
— Сейчас не время считаться с желаниями! — выпалил он. — Пришло время кризиса. Мой лорд, Калибан стоит на грани катастрофы. Легион должен вмешаться, иначе все погибнет.
Лютер медленно поднялся с кресла и вышел на свет. Вокруг его глаз появились черные тени, щеки запали, как после тяжелой болезни, а на запястьях, ладонях и даже на горле виднелись чернильные пятна. Правитель Калибана помолчал, рассматривая фигуры Астартес за спиной Захариила.
— Магистр Ремиил? — произнес он. — Это не сон? Я думал, что ты давно умер.
— Я продолжаю преследовать своих врагов, мой лорд, — с легкой улыбкой ответил магистр.
— Рад это слышать, — сказал Лютер, но тотчас нахмурился. — Но я вижу тебя в компании мятежников. — Он указал на сара Давиила. — Неужели ты теперь считаешь своим врагом меня?
Ремиил не дрогнул перед таким обвинением.
— Ни один верный сын Калибана не может быть моим врагом, — сдержанно ответил он.
— Мой лорд, — сочувственно произнес Захариил, — когда ты в последний раз ел или пил?
Астартес могли целыми неделями обходиться минимальным количеством пищи, но Захариил знал, что организм Лютера не получил такой способности. Глядя на правителя Калибана, можно было подумать, что он постился не одну неделю.
Лютер проигнорировал его вопрос.
— Что же происходит, братья? — спросил он уже более привычным, властным голосом.
— Секрет открыт, — хмуро заговорил Израфаил. — По всей Северной Чаще распространился слух о сговоре имперцев с колдунами. Волнения вышли из-под контроля, и чиновники Администратума возмущены.
Во взгляде Лютера вспыхнул гнев.
— С чего началось распространение слухов? — сердито спросил он. — Я приказал хранить этот секрет. Кто виноват?
Захариил сделал глубокий вдох и шагнул вперед.
— Я, — мрачно признался он. — Это моя вина.
Его заявление ошеломило Лютера.
— Ты? — недоверчиво переспросил он. — Но почему?
Все взгляды обратились на Захариила. Высоко подняв голову, он рассказал обо всем, что видел в Северной Чаще. Лютер молча выслушал, и его лицо с каждым мгновением становилось все мрачнее. Он даже не отреагировал на сообщение о заключении перемирия с мятежниками, хотя и Астелян, и Израфаил при этом известии вспыхнули от ярости.
В заключение Захариил повторил недавние новости из города.
— Ситуация балансирует на лезвии ножа, мой лорд, — сказал он. — Если мы нанесем быстрый удар, мы еще сумеем овладеть положением.
— Нет, не сумеем, — печально возразил Лютер. Он уныло покачал головой. — Слишком поздно. Я не виню тебя, брат, за то, что ты сделал. Но пути назад нет. Калибан обречен.
Все потрясенно молчали, а Лютер, развернувшись, подошел к одному из массивных столов. Склонившись над старинным пергаментным фолиантом, он кончиками пальцев стал перелистывать плотные пожелтевшие страницы. Захариил, проследив за руками Лютера, вдруг увидел, что чернильные пятна на самом деле были какими-то геометрическими символами. Холод сковал его затылок.
— Знаете, а ведь они хотели, чтобы я его убил, — негромко заговорил Лютер. — Я до сих пор слышу их голоса, словно это было вчера.
Захариил недоуменно нахмурился:
— Убил кого, мой лорд?
Правитель Калибана поднял взгляд от книги.
— Джонсона, конечно, кого же еще? — ответил он. — В тот раз мы добрались до самой глухой части Северной Чащи и так далеко углубились в лес, что целую неделю не видели солнца. К тому времени мы уже убили двух чудовищ и потеряли сара Лютиила. Почти все были ранены и страдали от лихорадки, но тем не менее двигались вперед. — Он слегка улыбнулся. — Никто еще не забирался в эту глушь, а мы все жаждали славы.
Взгляд Лютера затуманил нахлынувшие воспоминания.
— К середине дня мы подошли к ручью, — продолжил он свой рассказ. — Это лучшая приманка для хищников, но наши бутыли для воды опустели, и мы решили рискнуть. Я остался на страже, в седле и с пистолетом наготове. А в следующий момент рядом с нами вдруг появился мальчик. Он вышел к нам из леса совершенно бесшумно.
Правитель Калибана невесело усмехнулся.
— В первое мгновение мы просто уставились на него. Мне кажется, всем нам почудилось, что это какое-то видение, вызванное лихорадкой. Он был нагим, как новорожденный младенец, в золотых волосах запутались мелкие веточки и листья, а глаза… — Лютер покачал головой. — Его взгляд был холодным и сосредоточенным, как у волка, и в нем не было и тени страха. Сар Адриил заглянул в его глаза и внезапно стал бледным, словно простыня. У него и у сара Джавиила руки были заняты бутылями, друзья не могли себя защитить. «Убей его!» — крикнул мне Адриил, и я никогда не видел, чтобы он был так сильно напуган.
И я почти сделал это, — признался Лютер. — Братья, вам не понять, насколько я был близок к тому, чтобы выстрелить. Я знал, о чем подумал cap Адриил: мы находились не меньше чем в ста лигах от ближайшей деревни, в самом опасном районе Калибана, а на теле этого мальчика, едва достигавшего моего стремени, не было ни единой отметины. Он не мог выжить в этой чаще. Это было абсолютно невозможно.
Помню, я подумал, что это один из монстров, — сказал Лютер со слезами на глазах. — А кто еще мог здесь обитать? И я поднял пистолет и стал прицеливаться. Надо было сделать всего один выстрел в голову, и все было бы кончено.
Мой палец уже нажимал на спусковой крючок, когда мальчик повернулся и посмотрел в мою сторону. Он не дрогнул при виде оружия, да и с чего бы? Он и представления не имел, что это такое. — Лютер судорожно вздохнул. — И вот тогда я осознал, что собираюсь сделать, и мне стало стыдно. Я бросил пистолет на землю.
По щекам Лютера потекли слезы. Захариил, обернувшись к Астеляну и Ремиилу, увидел, что братья Астартес так же потрясены рассказом Лютера, как и он сам. Он попытался что-то сказать, но первым заговорил Ремиил.
