Вопли и умоляющие крики раздались среди вождей и их домочадцев, когда бессмертные вклинились в толпу, безжалостно размахивая мечами. Мужчины сами кидались на клинки, до последнего вздоха защищая своих жен, матери пытались своими телами прикрыть молчавших от ужаса детей. Щетки на ногах у коней бессмертных покраснели от горячей крови. Народ Бхагара, вынужденный смотреть на эту резню, в отчаянии рвал на себе одежду и волосы. Но всего ужаснее были призрачные фигуры, в муках отделявшиеся от изуродованных тел. Пронзительно вопящие души затягивал вихрь, который поднялся в звездное небо и устремился на север.
Воющий ветер заполнил пространство внутри черной пирамиды, одежды Нагаша развевались — ритуал дошел почти до кульминации. Темная магия стекала по стенам огромной гробницы, привлеченная символами, высеченными на ней, и проникала внутрь по хитро проделанным в каменных стенах каналам. Могущество вливалось в Нагаша, с его помощью он мог дотянуться за сотни миль и поглотить энергию смерти знатных семей Бхагара и их зачарованных коней. Он привлек к себе их замученные души, заставил их войти в черный камень пирамиды и пожертвовал в ритуале, к которому так усердно готовился. Ночное небо над громадой пирамиды затянуло тяжелыми тучами. Молнии цвета индиго отскакивали от черного камня обратно в небо и разжигали нечестивое пламя в клубящемся тумане. Боль, агония и смерть, извлеченные из тысяч страдающих душ, изливались во все усиливающуюся грозу.
Глубоко внутри пирамиды Нагаш поднял над собой Посох Веков и прокричал одно-единственное магическое слово. Вспышка света, хор воющих душ — и в одно мгновение гроза, бушующая наверху, прекратилась, оставив мир безмолвным и оглушенным.
За сотни миль отсюда часовые, охраняющие стены Кватара, заметили, что над городом с запада собираются темные тучи. Многие из них, родом из Разетры, привыкли к внезапным ураганам джунглей и поэтому не обратили особого внимания на приближающуюся грозу.
Медленно и неотвратимо тучи сгущались над городом, затягивали небо, закрывали звезды. Несколько часов спустя упали первые тяжелые капли дождя. Они глухо стучали по камням и шлемам солдат. Некоторые подняли лица к небу, ловя воду губами. Она была теплой и горьковатой, с привкусом меди и пепла. Часовые утерли подбородки, потянулись к угасающим факелам и обнаружили, что их ладони сделались скользкими от крови.
Красный дождь орошал Кватар, окрашивал Белый Дворец в алый цвет, и на улицах собирались лужи крови. Он лил на горожан, спавших у себя на крышах, струился по лицам жрецов, торопившихся домой из храмов и с широко распахнутыми глазами смотревших в небеса.
Жуткий ливень прекратился ровно за минуту до рассвета, и когда он кончился, весь город походил на жертвенный алтарь.
К вечеру начали болеть и умирать первые горожане.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Тайны в крови
Кхемри, Живой Город, 44 год Ку’афа Коварного
(—1966 год по имперскому летосчислению)
Посланники Кватара шли к царскому трону во главе процессии придворных, облаченных в ткани цвета кости, с красивыми золотыми масками на лицах, под бой обтянутых кожей барабанов и низкий звон бронзового колокола. Позади двигались два десятка бледнокожих рабов-варваров — голых, за исключением разноцветных полосок ткани на горле и руках, напоминающих перья певчих птиц. В мозолистых руках они держали открытые шкатулки сандалового дерева, украшенные полированной бронзой и полные золотых монет, а также специй и прочих экзотических вещей. День клонился к вечеру, и во Дворе Сеттры было душно из-за облаков курящихся благовоний. Прием длился уже больше четырех часов, и городская знать бросала нетерпеливые взгляды в сторону возвышения, переминаясь с ноги на ногу. Снаружи новый послушник, взяв на себя роль Птра’кафа, сладким певучим голосом призывал богатых и могущественных служить царю. Нагашу казалось, что в голосе юноши слышатся нотки отчаяния.
Верховный жрец скрывался в густых тенях позади высоких мраморных колонн, наблюдая за играми, разворачивающимися перед царским возвышением. Во времена Хетепа на ежемесячном большом приеме при дворе зал заполнился бы на три четверти и сюда явились бы все вторые сыновья аристократических семейств и посланцы всех городов Неехары. В последний раз подобная толпа собралась здесь в день погребения старого царя, а спустя два года большой зал едва заполнился на треть. Газид и остальные прислужники царя расставили прибывших от возвышения до середины зала, чтобы казалось, что их больше, чем есть на самом деле.
— Бойся знати, дары приносящей, — пробормотал Кефру над плечом Нагаша. — Похоже, старик Амамурти решил, что с него довольно. Интересно, он отправится назад в Белый Дворец или снимется с лагеря и переметнется в Зандри?
Почти невидимый в густой тени, Нагаш презрительно фыркнул в сторону посла и его свиты и произнес:
— Судя по богатству его даров, Амамурти окажется на борту баркаса, следующего в Зандри, еще до заката, а о своем расточительстве пожалеет сразу же, как доберется до берега. Старому козлу придется дорого заплатить, чтобы посостязаться за благосклонность Некумета с посольствами, которые там уже обретаются.
С момента гибели Хетепа на берегу Реки Жизни власть и влияние Кхемри вытекали из слабых рук его преемника, как песок. Первым с двором Тхутепа распрощался посланник Разетры, пообещав вечное расположение и поддержку Кхемри. Потом откланялись князья Бхагара, а следом за ними — посланники Бел-Алияда и Ливары. Спустя несколько месяцев до Кхемри дошел слух, что все эти сановники поселились в Зандри и оказывают почтение двору Некумета. Впервые за всю историю власть медленно, но верно ускользала из Живого Города, и, несмотря на все свои пылкие речи и возвышенные идеалы, Тхутеп был бессилен остановить это.
Даже знатные дома Кхемри стали терять уважение к царю. Ни одно из по-настоящему могущественных семейств не являлось по царскому призыву на большой прием. Сначала были искусные отговорки и искренние сожалеют, но теперь они просто игнорировали призыв Птра’кафа. Многие из не столь могущественных домов последовали их примеру, и верховный жрец, рассматривая собравшихся в зале скучающих аристократов, обнаружил, что не знает и половины из них.
Не то чтобы Нагаш постоянно присутствовал в свите Тхутепа после возвышения брата. В последние два года он почти каждую ночь проводил в потайных комнатах Великой пирамиды, пытаясь овладеть колдовским искусством друкаев. Долгие месяцы изучал их вырождающийся язык, долгие часы проводил, слушая их шипящие рассуждения о природе магии. Все, что они говорили, только укрепляло его уверенность: не боги являются источником могущества мира. Эта страна пропитана магией, невидимой и вездесущей, как ветер пустыни. Чувствительные к ней могли направлять ее течение при условии, что у них имелся проницательный ум и сильная воля. Так говорили друкай, и все же, несмотря на все свои усилия, Нагаш ничего не чувствовал.
Верховный жрец остановился за круглой мраморной колонной. Его красивое лицо оставалось в тени.
— Двор полон шакалов и шелудивых псов, — заметил он, с кислым выражением изучая толпу. — Кто все эти болваны?
