– Люба, познакомьтесь, это мой коллега, он работает в
Интерполе и может вам помочь с поисками вашего друга, – представил Сергей
Селуянова.
Тот привстал и изобразил джентльменский поклон.
– Очень приятно. Николай.
– Люба. А вы правда можете помочь?
– Я могу постараться.
– Он может, может, – подхватил Зарубин. – Вы
меня простите, Люба, я в тот раз был жесток и несправедлив к вам. Я потом долго
думал над нашим разговором и понял, что был не прав. Сначала надо выяснить, что
случилось с вашим другом, а потом уж судить о том, любит он вас или нет.
Правильно?
– Спасибо вам, – почти прошептала Люба и снова
собралась заплакать.
– Не плачьте, Люба, не надо, лучше скажите-ка нам имя и
все данные на вашего жениха.
– Джавад Кезоглу…
– Как?! – воскликнули сыщики почти хором.
– Кезоглу, – повторила она. – Джавад. А
почему вы так удивились?
– Нет-нет, все в порядке, – быстро сориентировался
Селуянов. – Просто мне отчего-то казалось, что речь пойдет о европейце.
– Он турок.
– Чем он занимается?
– Он… не знаю. Сейчас, наверное, ничем.
– Что значит – сейчас? А раньше чем занимался?
– Летом он работает в отеле, дает водные мотоциклы
напрокат. А когда не сезон, тогда у него нет работы.
– Вы давно знакомы?
– С прошлого года. Я летом отдыхала в Турции с детьми,
как раз в том отеле, где он работал. Мы познакомились…
– Люба, – вступил Зарубин, – почему вы никому
о нем не рассказывали? Ведь даже ваша мама не знает ничего. Почему?
– Мне… было стыдно. Ужасно стыдно… Я боялась, что со
мной поступят так же, как когда-то с мамой.
– И поэтому вы разговаривали с ним по-немецки, чтобы
мама ни о чем не догадалась?
– Да, конечно. Вообще-то он по-русски почти совсем не
говорит, только чуть-чуть, я его учила. А немецкий знает, в Турции вся обслуга
знает немецкий. Если бы я стала при маме говорить с ним по телефону по-русски,
она бы сразу догадалась, что я говорю с любовником, да еще и с иностранцем.
– Все равно я не понимаю, почему вам было так стыдно,
почему вы так его стеснялись, – упорствовал Зарубин. – Что плохого в
том, что человек выдает технику напрокат?
Люба всхлипнула, вытерла слезы салфеткой и машинально
скомкала ее.
– Вы знаете, что такое человек, который работает в
прокате? Ему даже на территорию отельного пляжа заходить нельзя. Он сидит в
десяти метрах от шезлонгов, под тентом, а пройти эти десять метров не имеет
права. Его сразу же охрана выгонит, а потом и уволить могут. Он – пария, изгой.
И все, кто хоть раз отдыхал в Турции, это прекрасно понимают.
– И в этом году… – начал подсказывать Селуянов.
– Да, я снова туда поехала. Мы были так счастливы! Мы
собирались пожениться.
– И он бы приехал жить в Россию?
– Нет, я с детьми уехала бы к нему. Мы так решили.
– Любочка, – осторожно начал Зарубин, – не
сердитесь на меня за то, что я сейчас скажу. Обещайте, что не рассердитесь.
– Обещаю.
– У вас много денег?
– У меня? – Она удивилась вопросу, потому что
ожидала совсем другого продолжения разговора. – Много. Во-первых,
последние восемь лет я очень хорошо зарабатываю. И во-вторых, отец моего
младшего мальчика перевел на мой счет в банке большую сумму. Чтобы ребенок мог
нормально расти и получил хорошее образование.
– Отец вашего мальчика состоятельный человек?
– Более чем. Он не просто состоятельный – он очень
богатый человек. Только не требуйте, чтобы я назвала его имя.
– Что вы, что вы, – замахал руками Зарубин. –
Нам это и не нужно. Скажите, вы знаете, что ваша сестра собирается начать
проект с режиссером Островским?
– Да, конечно. А откуда вы знаете? – вдруг
испугалась она. – Я дала слово Аните никому об этом не говорить. Она
хочет, чтобы никто заранее ничего не узнал.
– Никто и не узнает, – пообещал Сергей. – Но
ведь такой проект стоит очень дорого. Разве у Аниты Станиславовны есть такие
средства?
– Нет. Но я пообещала ей помочь.
– В каких размерах?
– В больших. Я пообещала ей дать триста тысяч долларов.
Такими средствами я располагаю.
– Просто подарить такую сумму? Невероятно! – не
поверил Селуянов.
– Зачем же просто дарить? Мы с Анитой договорились, что
она будет отдавать долг по мере поступления доходов. Фильм выйдет в прокат, его
будут покупать телеканалы. Конечно, может быть, она вернет не все деньги, но я
к этому готова. Она же моя сестра, а не чужой человек.
– Я это вот к чему веду, Любочка, – Зарубин вдруг
стал очень серьезным. – Триста тысяч долларов – это сумма весьма
значительная, особенно для безработного прокатчика. Не могло ли так получиться,
что он узнал о вашем обещании дать деньги сестре и решил, что вы теперь
останетесь ни с чем, что у вас больше нет средств и, таким образом, вы ему больше
неинтересны? Вам это приходило в голову?
– Приходило, – по лицу Любы текли слезы, но она их
не замечала. – И от этого мне было еще больнее. Разве я могла рассказать
такое маме?
– Наверное, нет, – со вздохом согласился
Сергей. – А кому вы рассказывали о том, что собираетесь замуж за Джавада?
– Только Аните. Она умная и добрая, она не стала бы
меня осуждать. Она же маму простила, значит, и меня простила бы.
– И о том, что Джавад исчез, вы тоже ей рассказали?
– Нет.
– Почему?
– Мне было стыдно… Анита предупреждала меня, что он
может оказаться альфонсом, что ему нужны только мои деньги. А я так
возмущалась… Даже поссорилась с ней.
– Потом-то помирились? – с улыбкой спросил
Селуянов.
– Конечно. Анита никогда не дуется, она все понимает.
– Хорошо, Любочка. Вы мне вот на этом листочке напишите
все данные, телефоны, какие знаете, название отеля, где Джавад работал, я
постараюсь что-нибудь придумать.
– Спасибо вам.
Она быстро написала имя и фамилию Джавада, название отеля,
название города, где жила его семья, и номер мобильного телефона.
Минут через десять после ее ухода сыщики вышли из кафе.
– Все ездят в Турцию отдыхать, – мечтательно
произнес Селуянов. – Вот ты, Серега, был там хоть раз?
– Не-а. А ты?
– И я не был. У меня как отпуск – так к родителям на
дачу, вкалывать, там работа никогда не кончается, все время что-то чинить надо,
или полоть, или строить. А эти все по Турциям разъезжают.
