– Не нужно безумных жертв, – он усмехнулся, –
у меня есть ключи.
Он достал из портфеля дорогой кожаный футлярчик для ключей,
открыл «молнию», вставил ключ в замок, повернул два раза. Дверь бесшумно
открылась. Тишина. Первым, что бросилось ему в глаза, было пальто Ларисы,
висящее на вешалке среди других вещей. Именно в этом пальто она уходила сегодня
из дома. Здесь же на полу стояли ее сапожки. Она что, раздетая ушла обедать?
Впрочем, с нее станется, когда она в творческой лихорадке, то может забыть и
одеться, и запереть дверь, и выключить свет, и прийти домой ночевать.
– Лара! – громко крикнул Риттер. – Эй,
откликнись, художница!
Никто не отозвался. Валерий быстро прошел вперед и замер. На
широкой лежанке в дальнем углу просторного, залитого светом помещения лежали,
очень недвусмысленно обнявшись, две женщины. Женщины были голыми и до пояса
прикрыты одеялом. Они сладко спали.
Он словно прирос к месту. Потом с усилием оторвал ноги от
пола и подошел поближе. Одна из спящих – Лариса, вторую он никогда прежде не
видел. В памяти сразу, накладываясь друг на друга, всплыли и завертелись в
круговороте слова матери и собственные ощущения.
Ларисе звонят какие-то женщины и не называют своего имени…
У нее появились новые подружки, кажется, довольно
вульгарные…
Анита стала избегать встречаться с Ларисой…
Анита, такая красивая и молодая…
Он обернулся и увидел сестру, бледную и напряженную. Она
стояла почти рядом с ним, а он и не услышал, как она подошла. Анита стояла
босиком. Валерий молча крепко схватил ее за руку и потащил к входной двери. Так
же молча показал ей дверь, ведущую в совмещенный санузел, и протянул упаковку с
пластырем. Те несколько минут, которые понадобились Аните, чтобы раздеться,
заклеить мозоли и снова одеться, показались ему несколькими часами. Он не мог
больше находиться здесь.
Валерий Риттер не мог бы точно сказать, что он в этот момент
чувствовал, обиду ли, злость, ненависть, жалость к жене-наркоманке, ревность,
отчаяние или что-то другое. Он разберется в этом потом. Сейчас же главное – не
сорваться, не потерять самообладания, не начать кричать и крушить все вокруг.
Нужно дождаться Аниту и тихонько уйти. Вернуться на работу, запереться в своем
кабинете и подумать. Только бы не сорваться, только бы удержать себя…
Наконец дверь ванной открылась. Анита, словно понимая, что
творится с ее братом, прошла осторожненько, на цыпочках, быстро надела ботинки
и шагнула к выходу. Ну вот, еще чуть-чуть, аккуратно притворить дверь, запереть
замок, вызвать лифт. Снова дверь, кнопка, движение вниз. Дверь. Лестница. Еще
одна дверь – на улицу.
Все. Можно вобрать в себя побольше воздуха и расслабиться.
Здесь он уже ничего крушить не сможет, даже если и захочет.
Анита молча шла рядом, она так и не произнесла ни слова,
пока они не дошли до метро, где стояла ее машина. И только тут Валерий нашел в
себе силы заговорить.
– Ты не удивлена, – горько констатировал он.
– Нет, – тихо ответила сестра.
– Ты знала, – он снова утверждал, а не спрашивал.
Анита кивнула.
– И поэтому ты перестала бывать у нас, когда Ларка
дома.
– Да, поэтому.
– Она приставала к тебе?
На этот раз в его интонации прозвучал некий намек на вопрос.
– Валерий… Скажем так, она делала мне предложения, от
которых я смогла отказаться, но после которых не могу смотреть на нее и
разговаривать с ней.
– Предложения? Их было несколько? – уточнил
Риттер, который во всем добивался полной определенности и ясности.
– Да. Это случалось три или четыре раза, после чего я
решила, что с меня довольно. Прости меня. Я не хотела, чтобы ты узнал, поэтому
не говорила тебе. С тебя и без этого достаточно.
Анита уехала, а Риттер быстрым шагом вернулся к ресторану,
где оставил машину, спиной ощущая маячащего сзади охранника. Парень
вышколенный, слова лишнего не скажет, а о том, чтобы вопросы задавать, и речи
быть не может.
То, что Ларка наркоманка, еще можно было скрывать, во всяком
случае, ему это пока удавалось. Он не обращался к врачам, потому что не хотел
огласки, это могло бы сильно повредить делу раскрутки жены, тем более в Европе,
где на наркоманию больше не смотрели как на милую шалость представителей
богемы. Да и что толку в лечении, если человек сам не стремится избавиться от
зависимости.
Но теперь выяснилось, что Лариса еще и лесбиянка. В
сочетании с наркоманией это может дать убойный эффект, и огласка практически
неминуема, ведь наркоман не может быть осторожен и осмотрителен в выборе
партнеров для секса. Тогда больше не будет никакого смысла вкладывать силы и
деньги в то, чтобы привлечь внимание к Ларкиному творчеству, ее имидж будет
бесповоротно разрушен и искалечен. Художников-наркоманов пруд пруди, и никого
уже давно не удивишь воплощенными на холсте глюками. Ларкино художественное
своеобразие, которое сегодня усилиями Риттера подается как свежесть юности и
неординарность взгляда на окружающий мир, завтра станет выглядеть как рядовое
«глючество», которого на любой выставке и в любом салоне более чем достаточно.
А ведь сколько сил и денег потрачено! И получается, что все впустую…
Нужно все обдумать и принять какое-то решение. Либо плюнуть
на Ларкину славу и попробовать ее вылечить, либо… Ладно, не нужно спешить,
нужно как следует подумать и все просчитать.
* * *
Заместитель начальника отдела МУРа по борьбе с тяжкими
насильственными преступлениями Юрий Викторович Коротков был наполовину холост и
наполовину бездомен. Уйдя от жены, он так и не оформил развод, а так как
собственного жилья у него не было и снять, а тем более купить, его было не на
что, кочевал по временно свободным квартирам друзей и знакомых. Одно время он
даже жил у Насти Каменской, пока Чистяков был в длительной командировке, потом осел
на служебной квартире приятеля, который проживал у жены, потом, когда приятель
сменил место работы и квартиру у него отобрали, перебрался в другое место,
снимал у каких-то родственников каких-то знакомых комнату в коммуналке за чисто
символическую плату, но и это пристанище вот-вот должно было уплыть из рук:
коммуналку собрались расселять и делать из нее современную трехкомнатную
квартиру.
Он мог бы развестись наконец и жениться на Ирке, Ирине
Савенич, в которую влюбился еще прошлым летом и так и не вышел до сих пор из
состояния нежного восторга. Жениться и жить с ней в ее квартире, покончив со
скитаниями по чужим углам. Да, развестись он, конечно, мог, но вот жениться…
Юре казалось, что в его нынешнем положении любая женитьба будет непременно
рассматриваться как корыстный шаг с целью приобретения жилплощади. Ни за что на
свете не хотел бы он, чтобы кто-нибудь, а тем более Ира, мог подумать, что он
женится не на женщине, а на квартире. А поскольку собственное жилье у него не
появится никогда, то и брачных перспектив их отношения не имели.
