* * *
Любовь Григорьевна Кабалкина смотрела на Зарубина
несчастными глазами, в которых стояли слезы.
– Не надо с отчеством, называйте меня просто Любой, мы
с вами, наверное, ровесники, – тихонько сказала она Сергею. – Мне
мама уже звонила. У Аниты какие-то неприятности?
– Нет, ни в коем случае, – поспешил успокоить ее
Зарубин. – Просто идет следствие по серьезному преступлению, и нужно
уточнить все показания, которые фигурируют в деле. Речь идет об убийстве
актрисы Юлии Халиповой. Может, слышали?
– Да, по телевизору, – кивнула Люба. – Анита
была с ней знакома.
– Ваша сестра что-нибудь рассказывала о Халиповой?
– Мало что, Анита вообще сплетничать не любит.
Она внезапно всхлипнула, быстро вытерла слезы зажатым в
кулачке платком и отвернулась:
– Извините.
Чего это она? Вроде Сергей ничего такого ей не сказал, да и
разговаривают они об убийстве совершенно постороннего человека.
– Так что она рассказывала о Халиповой? –
настойчиво повторил Сергей свой вопрос.
– Что она взбалмошная и безответственная.
– И все?
– Ну, еще… что она любовница самого Островского.
– А еще что?
– Больше ничего, честное слово. Анита знаете какая? Она
свои дела ни с кем не обсуждает, но и чужие кости за спиной не перемывает.
– А с Островским у нее хорошие отношения?
– Нормальные. Простите, вы не могли бы побыстрее
переходить к сути? Мне нужно детей от мамы забирать, им скоро спать ложиться.
О, плакать перестала, зато занервничала. У вас, Любовь
Григорьевна, тоже свои скелеты в шкафах пылятся? Впрочем, кажется, если в
шкафах, то не пылятся… А что они там делают? Сохнут? Ладно, пока будем делать
вид, что ничего не происходит.
– Так я уже вплотную к сути-то подошел. Ваша сестра
говорила вам, что у Островского в прошлую субботу было шестидесятипятилетие?
– Говорила, конечно.
– Она собиралась пойти на банкет?
– Понимаете, ее с Антоном пригласили как раз на
воскресенье, а в воскресенье день рождения нашей бабушки. И Анита не смогла
пойти к Островскому. А Антон без нее вообще никуда не ходит.
– То есть бабушка для Аниты Станиславовны важнее, чем
режиссер Островский, – одобрительно подвел итог Зарубин. – Это очень
хорошо ее характеризует. В наше время, знаете ли, редко кто так любит своих
бабушек. Ну а как насчет понедельника? Там же еще было чествование в Доме кино,
и тоже с банкетом.
– Анита как раз и собиралась в понедельник идти, она
мне в воскресенье говорила.
– Так почему же не пошла? – невинно спросил
Зарубин.
Запел мобильник, лежащий на столе перед Любой. Та
моментально схватила его, открыла крышку:
– Да!
И сразу лицо ее изменилось, будто на глазах завяло. Точно,
она ждет чьего-то звонка, а звонят все не те. Оттого и нервничает. И хочет
разговор с сыщиком побыстрее закончить и спровадить милиционера, чтобы он не
слышал, о чем пойдет речь, когда долгожданный звонок все-таки поступит. Секреты
у вас, Любовь Григорьевна… Ну да ладно, не его дело.
– Простите, – она закрыла телефон и положила
аппарат на стол. – О чем вы спрашивали?
– О том, почему Анита Станиславовна не пошла в Дом
кино, если уж собиралась, – вяло ответил Зарубин.
Неожиданности не получилось, он задал вопрос, а у Кабалкиной
было время обдумать ответ, телефонный звонок поступил так не вовремя!
– А разве она не пошла?
Ему показалось, что удивление Кабалкиной было не наигранным.
– Да вот сам не знаю, – Сергей развел
руками. – Ваша сестра говорит, что в Дом кино не ходила, а некоторые люди,
которые там были, утверждают, что видели ее в понедельник на чествовании
Островского. Вот и разбираемся теперь.
– Господи, почему же она не пошла? – озадаченно
произнесла Люба. – Ведь она так хотела… Она собиралась, это точно. Вы не
знаете, почему она не пошла?
– Люба, вы же сами только что сказали, что ваша сестра
свои дела ни с кем не обсуждает. И я не исключение. Анита Станиславовна просто
сказала, что в понедельник в Доме кино не была, а почему – не объяснила.
– Даже вам? Вы же милиция, вы ведь не просто так
спрашиваете, не из любопытства. Вам-то она должна была сказать.
– Ну извините, – улыбнулся Сергей, – не
оправдал надежд. Меня госпожа Волкова не сочла достойным. Так я вот думаю,
может, она все-таки ходила в Дом кино, раз уж так хотела. Ведь есть же люди,
которые утверждают, что видели ее там. Я, признаться, думал, что они или
ошибаются, что-то путают, или лгут. Но, может быть, Анита Станиславовна
почему-то хочет скрыть, что она там была? А, Люба? Как вы думаете?
– Ой, ну что вы такое говорите! Зачем Аните это
скрывать? И потом, она должна понимать, что если была в Доме кино, так это все
подтвердят, какой же смысл говорить, что ее там не было? Глупость же!
– Тоже верно, – Зарубин сделал вид, что
согласился. – Тогда возникает вопрос, зачем другие свидетели лгут. Зачем
говорят, что она там была, если ее не было? У них что, массовые галлюцинации?
– Не знаю, – Кабалкина пожала плечами. – А от
меня-то что нужно?
– Ох, да сам не знаю, – притворно вздохнул
Зарубин. – Вот ведь ерунда, и к убийству вроде никакого отношения не
имеет, но, если есть хоть малейшее расхождение в показаниях свидетелей,
приходится все выяснять досконально. Ищу теперь людей, которые могут сказать,
где была ваша сестра в понедельник вечером, и не просто сказать, а подтвердить.
Например, вы, Люба. Вы ей не звонили в понедельник вечером?
– В понедельник? – Она задумалась, потом тряхнула
головой: – Точно нет. Я ведь была уверена, что она на банкете. Днем звонила…
Нет, вру, это она мне звонила днем.
– Зачем? Вы договаривались об этом звонке? Или возник
какой-то срочный вопрос?
– Почему срочный? – не поняла Кабалкина.
– Вы виделись накануне, на дне рождения бабушки.
Наверное, обсудили все животрепещущее. Так что звонок в понедельник днем, когда
вы обе на работе, мог быть только срочным. Разве нет?
– Ну… – Люба замялась. – Это семейный вопрос, к
убийству отношения не имеет.
– И все-таки, Люба, я попрошу вас ответить.
Голос Зарубина стал жестким. Кабалкина посмотрела на часы и
снова вздохнула. В который уже раз за время их разговора? Сергей сбился со
счета. Просто какая-то машина, вырабатывающая вздохи и слезы, эта Любовь
Григорьевна.
– У нас есть брат… Вернее, не у меня, у Аниты. Сын ее
отца от третьего брака. У нас с Анитой мама общая, а у нее с Валеркой – отец.
