– Напротив, Асенька, я предоставляю тебе полную свободу
выбора. Вот смотри. Ты можешь пойти наверх, потому что я тебе велю. В смысле –
приказываю, а ты не смеешь ослушаться. Ты можешь пойти, потому что не хочешь со
мной пререкаться и нарываться на скандал. Ты можешь пойти, потому что
признаешь, что я всегда даю тебе правильные советы, и если я говорю, что надо
идти, то идти действительно надо. Просто потому, что я умнее и опытнее. И
наконец, ты можешь идти потому, что знаешь, что нога нуждается в постоянном
тренинге, и чем больше ты будешь ее нагружать, тем быстрее поправишься. У тебя
выбор из четырех вариантов, а ты говоришь – свободы нет! Вот она, свобода,
выбирай – не хочу.
– Ты хочешь сказать, что если не можешь выбрать
действие, то всегда можешь выбрать мотивацию?
– Умна не по годам, – восхитился Чистяков. –
Не зря я тебя столько лет пестовал. Вот я, между прочим, настоящий профессор,
потому что у меня есть такая ученица, как ты. Это дорогого стоит.
Настя послушно поплелась к лестнице, повторяя про себя
только что услышанное. Да, бывает, что ты не можешь выбирать, что тебе делать,
потому что есть только один вариант. Он тебе неприятен, ты этого не хочешь, но
у тебя нет выбора. Тогда что остается? Выбрать мотивацию, по которой ты это
делаешь. Ты никогда не окажешься загнанным в угол, потому что у тебя всегда
остается возможность выбора если не самого действия, то мотивов, по которым ты
это действие все-таки совершаешь. И ты всегда свободен выбрать именно тот
мотив, который сделает такое неприятное и трудное действие если не легким, то
по крайней мере приемлемым. А если довести ситуацию до абсурда? Например,
человек приговорен к смертной казни. Он не может уже ничего выбирать в своей
жизни, потому что за него приняли решение: он должен умереть. И сбежать он не
может, в тюрьме стены толстые и хорошо охраняются. И выжить он не может. Тогда
что?
У него остается свобода выбора решить, почему он должен
умереть. Потому, что так решило сволочное государство в лице сволочей-судей.
Или потому, что так распорядилась судьба. Или потому, что он совершил
отвратительное и жестокое преступление и теперь должен за это расплатиться, это
справедливо. Или потому, что он сделал на этом свете все, что хотел, и больше
ему все равно жить не для чего. Или потому, что все, что было на земле
интересного, он уже увидел и узнал, и теперь ему хочется увидеть и узнать, а
как «там»?
Большой выбор. И человек может выбрать ту мотивацию, с
которой ему легче будет уходить.
Не существует угла, в который можно загнать. Потому что
всегда есть выбор.
Последняя ступенька. Надо побольше думать, когда так
углубляешься в размышления, то боли не замечаешь. Где там наш школьный
автомобилист со своими мокрыми штанами? Если бы не он, Насте не пришлось бы
сейчас подниматься на второй этаж. И не было бы препирательств с Чистяковым. И
не сказал бы он эту замечательную фразу про возможность выбора мотивации, если
не можешь выбрать действие.
Может быть, именно для этого судьба послала им начинающего
автолюбителя? Ничего не происходит просто так, во всем есть скрытый глубинный
смысл, который может проявиться далеко не сразу…
* * *
– Понимаете ли, на самом деле я графоман, – с
открытой улыбкой заявил Валентин Николаевич за обедом.
Он добросовестно высушил брюки при помощи утюга, после чего
выяснилось, что на них остались ужасающего вида грязные разводы и потеки. И
поскольку обед был уже почти готов, было высказано предложение сесть за стол, а
многострадальные светло-серые брюки бросить в стиральную машину. Хуже в любом
случае не будет. Филолог Валентин Николаевич опять начал ужасно стесняться, но
при этом признался, что торопиться ему совершенно некуда. Машину он купил
действительно полгода назад, но права получил только в начале осени. Колледж
закрыли на год в связи с необходимостью капитального ремонта помещения, всех
педагогов отправили в неоплачиваемый отпуск, и теперь Валентин Николаевич использует
неожиданно образовавшееся свободное время для того, чтобы научиться как следует
водить машину и написать наконец давно задуманную книгу.
С машиной все было понятно, он выезжал рано поутру, пока
центр города еще относительно свободен, рулил направо и налево, изучая повороты
и проезды, а к разгару рабочего дня выбирался за Кольцевую и наматывал
километраж вместе с опытом. Потом останавливался где-нибудь в приличном месте,
отдыхал, обедал, долго пил кофе и делал наброски к будущей книге. Под вечер,
когда основная масса автомобилей двигалась из центра в спальные районы и за
город, ехал в обратном направлении.
И так каждый день. Его упорству можно было позавидовать.
– А о чем будет ваша книга? Литературоведческое
эссе? – поинтересовалась Настя.
Вот в этом самом месте Валентин Николаевич и признался, что
он графоман.
– Я хочу написать детектив. И не один, а много.
– Хотите прославиться? – с едва скрытым ехидством
спросил Алексей.
– Да ну что вы! – рассмеялся филолог, блеснув
отличными зубами, совершенно точно не искусственными. – Денег хочу
заработать. На сегодняшний день детектив – самый денежный жанр. У меня есть
свободный год, просто грех не воспользоваться им, чтобы создать хоть какой-то
материальный фундамент для семьи.
– В общем разумно, – не могла не согласиться
Настя. – Но почему вы уверены, что у вас получится?
– А я и не уверен. Но хочу попробовать: а вдруг да
получится? Стилем и слогом я вполне владею, сюжеты можно брать из газет и
всяческой криминальной хроники, этого сейчас много. Правда, я совсем ничего не
понимаю в этих следственных делах, кто кому подчиняется, кто чем занимается,
кто за что отчитывается. Но это не беда, можно ведь писать про частных сыщиков,
или про журналистские расследования, или вообще про мстителей-одиночек. Именно
так сегодня почти все и пишут, в милицейской работе ведь мало кто понимает. Вот
вы сами любите детективы?
– Обожаю, – признался Чистяков, – особенно
детективов. Некоторых.
Настя фыркнула и расхохоталась.
Валентин Николаевич перевел глаза с него на Настю, потом
снова посмотрел на Алексея и слегка нахмурился:
– Я не понял вашей шутки, Алексей Михайлович. Я задал
неуместный вопрос? Тогда прошу меня извинить.
– Нет, это вы меня извините, – Чистяков покаянно
склонил голову. – Дело в том, что Анастасия самый настоящий детектив, она
работает в уголовном розыске. И я ее очень люблю. Просто обожаю.
– Что вы говорите?!
Его глаза стали огромными, как плошки. И вообще, в своем
явно недешевом джемпере и в старых дюжинских спортивных штанах с лампасами он
выглядел достаточно нелепо, а тут еще это выражение крайнего изумления,
смешанного с недоверием… И не донесенная до рта рука с зажатым в ней огурцом.
Короче, картинка та еще.
– Вы работаете в уголовном розыске?
– Работаю, – подтвердила Настя, стараясь не
смотреть на гостя, чтобы не подавиться от смеха.
