Потом дислокация поменялась. Гамзат присел за стол к
владельцу газеты, а Чуйков с Олегом отошли и сели вместе с Русланом.
– Он заплатит, – процедил медленно Руслан. –
Никуда не денется. Сроку просит десять дней. Соглашаешься?
Игорь Васильевич вопросительно посмотрел на Олега. Слишком
покладистым быть тоже нехорошо.
– Десять дней – много, – так же медленно ответил
Олег, нарочито утрируя кавказский акцент, которого у него, коренного москвича,
отродясь не было. – Восемь дней.
Еще полчаса переговоров, и стороны наконец приступили к
обеду, сойдясь за одним столом. Если деньги не будут вовремя выплачены, в дело
вступят Багаев и Гамзат. Гамзат выступает гарантом того, что деньги будут
заплачены, Багаев же гарантирует, что, если этого не произойдет на добровольных
началах, он применит аргументы своеобразного порядка. Но будем надеяться, что
до этого не дойдет.
Чуйков вернулся в офис окрыленным. Надо же, все получилось,
как та девица и предсказывала. Надо бы поблагодарить ее, подарок какой-то
сделать или долю отстегнуть. Хотя насчет доли она ни слова не говорила, когда
предлагала фирме Чуйкова свой странный план. Даже телефона своего не оставила.
Только имя ее известно: Ксения. Как ее искать?
– Надо будет – сама нас найдет, – с ледяным спокойствием
ответил Ахалая, отпивая коньяк маленькими глоточками. – Но поблагодарить
надо, тут ты прав. Неблагодарность – это нехорошо, бог не простит.
– Странно все-таки, что она не объявляется, –
покачал головой Чуйков. – Неужели ей деньги не нужны?
– Может, и не нужны.
– Тогда зачем она это все придумала?
– Газету разорить хотела. Или просто подставить. Может,
там главный редактор и сам хозяин – ее любовник, который ее бросил. Или кинул.
Бабы, Игорек, не такие корыстные, как мы, мужики. Но зато они ужасно мстительные.
Ты это запомни на будущее. И если она появится, стелись перед ней ниже травы,
чтобы, не дай бог, ничем не обидеть. Если такая, как эта Ксения, захочет тебе
отомстить, тебе не выжить.
Глава 10
Свое десятилетие холдинг «Планета» отмечал с известным
шиком, сняв для этих целей один из залов в «Славянской-Рэдиссон». Помимо
сотрудников холдинга, были приглашены и почетные гости, и так называемые
«друзья фирмы» – люди, оказывавшие «Планете» те или иные ценные услуги.
Разумеется, в числе приглашенных был и Валерий Риттер, как человек, дававший
фирме полезные и дельные консультации по организации менеджмента. Риттера, как
требуют правила хорошего тона, пригласили с супругой, но он пришел один.
Коренастый, медведеподобный, с некрасивым умным лицом и в идеально сидящем
смокинге, он переходил от одной группы гостей к другой, постоянно с кем-то
общался, но выражение озабоченности, отмеченное присутствующими в начале
вечера, постепенно сменилось сначала раздражением, а потом и тревогой. Он то и
дело выходил из зала, где было довольно шумно, доставал из кармана мобильник и
куда-то звонил. И после каждого звонка сердился и тревожился все сильнее.
– Валерий! Наконец-то я тебя нашла! Тут столько народу
– не протолкнуться.
Он обернулся и увидел Любочку, финансового директора
«Планеты» и младшую сестру Аниты.
– Ты один? А Лариса где?
– Она работает, – сухо ответил Риттер. – Лара
не любит отвлекаться, когда у нее прилив трудового энтузиазма. А ты здесь с
кавалером?
– Тоже одна, – улыбнулась Люба, и Риттеру
показалось, что губы у нее дрогнули, будто она собиралась заплакать.
– Ладно, будешь моей дамой на этот вечер. Тебе
что-нибудь принести? Выпить, закусить?
– Спиртного не надо, мне еще домой ехать, я за рулем.
Водички какой-нибудь с газом… – неуверенно попросила Люба.
– Может, сок? Или кофе?
– Можно и сок. Вишневый. Там, кажется, есть. Или
персиковый.
– А из закусок?
– Ничего не нужно, Валерий, я не голодна.
Взяв для нее сок, а для себя виски, Риттер сквозь плотную
толпу пробирался к Любе, издалека разглядывая родственницу. По ее виду не
скажешь, что не голодна. Скорее ей кусок в горло не лезет. Несмотря на
тщательный макияж, выглядела Люба не лучшим образом, и красиво наложенные тени
не скрывали потухший взгляд, а тональная пудра только подчеркивала углубившиеся
носогубные складки и скорбно опущенные уголки губ. Даже дорогой костюм, обычно
плотно обтягивающий ее пухленькую округлую фигурку, казался висящим на
манекене, словно был велик на два размера. Похудела Любаша, что ли?
– Ты отлично выглядишь, – бодро заявил Риттер,
протягивая ей стакан с соком. – Очень похудела. Или это костюм тебя так
стройнит?
– Ерунда, ничего я не похудела, если верить весам, то
все мои килограммы при мне.
Она отпила сок и постаралась улыбнуться, но вымученность
застывших губ не укрылась от Валерия.
– Тогда я скажу иначе. Ты очень плохо выглядишь, Люба.
Что-то случилось? Ты не болеешь?
Риттер никогда без особой нужды не прибегал к таким
глупостям, как деликатность и тактичность. Некоторые считали его грубоватым,
сам же он называл эту черту своего характера прямотой.
Где-то совсем рядом грянул оркестр, перекричать который не
было никакой возможности, и Люба вместо ответа только покачала головой.
– Давай отойдем, – громко произнес Риттер прямо ей
в ухо.
Она молча кивнула и двинулась следом за ним. Даже походка у
нее стала какой-то тяжелой и неуверенной, отметил Валерий, а ведь Люба всегда
ходила легко и стремительно, будто бежала навстречу чему-то неизвестному, но
необыкновенно приятному.
Им удалось найти свободный столик подальше от музыкантов,
правда, за ним можно было только стоять, но это все-таки лучше, чем ходить по
залу с бокалами и тарелками в руках. Ни руку протянуть для приветствия, ни
расслабиться.
– Если ты не хочешь рассказывать о своих неприятностях,
то и не надо. Скажи только, я могу тебе чем-нибудь помочь?
– Нет, Валера.
Он молча проглотил «Валеру», хотя в другое время непременно
поправил бы ее и напомнил, что не терпит уменьшительных имен по отношению к
себе.
– Ну хорошо, я не могу быть тебе полезным. А кто-нибудь
вообще может? Если да, то я могу помочь найти такого человека.
– Спасибо, Валера. Мне никто не может помочь. Спасибо
тебе за заботу, но тут я сама… Я должна сама справляться.
«Наверняка любовная история, – подумал Риттер. –
Тут действительно никто помочь не может. И зря я к ней пристаю».
– Ты справишься, – с преувеличенной уверенностью
сказал он, легко потрепав Любу по руке, – ты же умная и сильная. Все
пройдет, все забудется, поверь мне. Давай-ка я принесу тебе осетрины, очень
вкусная, я уже пробовал.
