– А что вы должны подумать? – послушно повторил
вслед за ней Селуянов.
– Что был скандал, это же очевидно. При этом если бы
оба родителя ополчились на ребенка за какую-то провинность, то хозяева были бы
вместе, а мальчик переживал бы и боялся. Хозяйка, допустим, с мигренью, а
хозяин около нее хлопочет, водичку ей подносит, компрессы меняет, таблетки дает
и всем своим видом показывает, вот, мол, паршивец, до чего родителей довел. Но
нет, хозяева злились каждый по отдельности. Возьмем другой вариант: хозяин и
хозяйка между собой скандалят, а ребенок ни при чем. Будет мальчик спокойным и
веселым, зная, что между родителями происходит что-то страшное и непонятное, с
криками и угрозами развестись? Не будет. Остается одно: Станислав Оттович
ругается на сына, а мать его защищает. После этого хозяева злятся каждый в
своем углу, а мальчик знает, что мама его всегда защитит, поэтому ему не
страшно. Ну а уж насчет повода для этих скандалов… Это совсем просто. Я ведь
прислуга, то есть на мне уборка и все такое. Кому, как не мне, видеть, чем
мальчик в своей комнате занимается и что у него на полках, на письменном столе,
под столом и на тумбочке. Кому, как не мне, каждый день подмечать, какие книги
действительно открываются регулярно и читаются, а какие как положены на полку,
так и лежат нетронутыми, и закладка в одном и том же месте находится.
Все это было замечательно, но пока не про то. Эти истории
имели место, когда Валерий Риттер еще в школе учился и в институт поступать
готовился, а Селуянова больше интересовала жизнь семьи после женитьбы молодого
хозяина.
– После того как Валерик встал на ноги и хозяин понял,
что сын сделал по-своему и переделать уже ничего нельзя, он от мальчика отстал.
И от хозяйки отдалился. Вроде бы мир какой-то наступил, все успокоились, никто
ни с кем не ссорился. Лет пять примерно меня ни разу не отсылали ни с того ни с
сего, понимаете, Коленька?
Коленька понимал. Значит, в течение примерно пяти лет в
семье не было ни одного скандала. А если и были, то глубоким вечером или рано
поутру, когда домработницы еще нет.
– Потом Станислав Оттович умер, и почти сразу появилась
Лариса. Валерик с ней на похоронах и познакомился, она была ученицей хозяина.
Полгода приблизительно они женихались, потом поженились, и месяца через три
началось.
– Опять стали отсылать? – догадался Селуянов.
– Опять, да не опять, – бросила Римма Ивановна
загадочную фразу. – Тут все стало по-другому. Во-первых, Валерик. Он, в
отличие от родителей, никогда барчуком не был и дистанцию со мной не держал, а
то, что хозяева на это сердились, так ему было наплевать. А теперь и он эту
манеру взял: Римма, вы на сегодня свободны. У меня обед не доварен, пироги в
духовке, стиральная машина крутится – ничего не слушает. Идите, мол, Римма, и
завтра у вас выходной. Какой выходной, когда завтра будний день? У меня
выходные в субботу и воскресенье, как у всех нормальных людей. Нет, Римма,
завтра не приходите. И так посмотрит, что я понимаю: лучше и вправду не
приходить. Это во-вторых. Раньше меня только на время скандала отсылали, а
теперь стали еще и на завтрашний день спроваживать.
– Очень интересно, – подбодрил ее Селуянов. –
И в чем причина, вы догадались?
– Ну неужели не догадалась! – фыркнула она. –
Я же прислуга, Коленька, а не гость в этом доме. Весь мусор через меня
проходит, и все постельное белье, между прочим, тоже. Лариса оказалась
наркоманкой и никудышной женой. Как только она в свободный полет уходит, так
меня из дома вон, чтобы не видела, что она вытворяет. Пусть Валерик меня
простит, но я все равно скажу, потому что Ларису убили и дело это серьезное. По
простыням всегда видно, на них спят или еще чем-то занимаются. Я постельное
белье меняю каждую неделю. Могу вам совершенно точно сказать, Коленька, что
брачные ночи у них бывают раз в два-три месяца, а то и реже. И это при том, что
ей двадцать пять, ему тридцать три и женаты они всего-то чуть больше двух лет.
Это как, по-вашему?
– Это плохо, – вполне искренне согласился
Коля. – А почему вы решили, что Лариса была наркоманкой?
– Много ума не надо, достаточно добросовестно убирать
квартиру и уметь читать.
Все понятно. Ну и тетка эта Римма Ивановна! Клад, а не
свидетель. Были бы все такими – проблемы раскрываемости бы не было.
– Не помните, упаковки от каких препаратов вы находили?
– Во-первых, помню, а во-вторых – вот! – она
торжественно вынула из кармана красивого передника пустой флакончик из темного
стекла. – Когда вчера вечером позвонил Валерик и сказал, что Ларису убили,
Нина Максимовна заметалась, заметалась, а я первым делом в спальню прошла и
Ларисину тумбочку проверила. Я же знала, что вы придете и будете меня
спрашивать. Лариса неаккуратная была, пустые упаковки и флаконы никогда сама не
выбросит, то в тумбочку прикроватную сунет, в ящичек, то в ванной оставит, то в
кармане халата забудет.
Тьфу ты, незадача! Надо выемку оформлять, а то потом
прицепится кто-нибудь: откуда флакон да оперативники его сами на улице нашли…
Сам Селуянов позвонить следователю не может, он не включен официально в группу,
работающую по делу, у него свой интерес – Люба Кабалкина. Ладно, сейчас он
позвонит Короткову, пусть тот сам выкручивается. А препаратец-то сильный. И не
из дешевых.
– Римма Ивановна, я слышал, что Станислав Оттович был
трижды женат. Это правда или люди наговаривают?
– Правда, правда. Про первую его жену я ничего не знаю,
это очень давно было, а вторая у него была актриса. Нина Максимовна как раз
третья.
– И дети во всех браках были?
– Нет, в первом не было, а от актрисы у него дочка,
Анита. Валерик с ней очень дружит, только вот в последние месяцы она что-то не
заходит к нам.
– Что ж так? Поссорились?
– Да боже упаси, они по телефону все время
разговаривают. Если Валерика нет, Анита с хозяйкой беседует. Они как одна семья
стали. Раньше, при Станиславе Оттовиче, такого не было, а когда он умер, Анита
снова всю семью собрала, неправильно это, говорит, когда родные люди живут как
чужие.
– Это верно, – снова согласился Селуянов,
нетерпеливо ожидая, когда же в рассказах Риммы Ивановны начнет мелькать имя
Любы Кабалкиной. – Значит, Анита эта сблизилась с семьей Риттер,
правильно?
– Сблизилась. И даже добилась, чтобы Нина Максимовна и
ее мать, ну, актриса бывшая, стали друг к другу хоть как-то относиться. А то
ведь они даже знакомы не были. Конечно, подругами они не стали, это уж понятное
дело, но с праздниками друг друга поздравляют, с днем рождения, подарки через
Аниту друг другу передают.
– А что же бывшая актриса? Так больше и не выходила
замуж? – упорно гнул в свою сторону Николай.
– Почему же, выходила. У нее и дочка есть от второго
брака, Валерику ровесница, на несколько месяцев всего старше. Любочка. Чудесная
девочка! Она теперь тоже с Валериком дружит и в гостях у нас бывает.
Да уж, чудесная девочка. Тридцать три года, финансовый
директор фирмы, двое детей, причастность к убийству. Тоже еще, девочка…
