Н-да, этого Настя не знала. Что ж, это в корне меняет
картину. А жаль, версия была такая симпатичная. Но, может быть…
– Может быть, все то же самое, но без Риттера? Кто-то
хочет напакостить Кабалкиной и Волковой? Отсекаем из рассуждений семью Риттер,
и остается семья Зои Петровны Кабалкиной. А Лариса Риттер – печальное
совпадение, – предложила она новый вариант.
– Можно обсуждать, – кивнул следователь. –
Кто начнет?
– Я, – проворчал Коротков. – Поскольку Риттер
этот мне просто жуть как не нравится, я вам скажу так: он и жену свою грохнул,
и родственниц подставить хотел. Тогда все сходится. Только надо мотив найти. Ну
ты, мать, голова! – он повернулся к Насте и подмигнул. – Не зря я
тебя выдернул на совещание, гляди, какую плодотворную мысль ты подала.
– Выдернул дедка репку, – тут же пискнул со своего
места Зарубин. – Он первым в очереди стоял. А про Жучку никто и не
вспомнил, хотя, пока она не подключилась, репка не вытаскивалась.
– Слышь ты, Жучка, я тебя скоро на цепь посажу, –
не выдержал Коротков. – Ты уймешься когда-нибудь или нет?
– Константин Михалыч, он мне угрожает, – Сергей
сделал гримасу детсадовского ябеды. – Все слышали.
– Товарищи сыщики, я все понимаю, вы устали, я тоже
устал, – строго проговорил Ольшанский. – Давайте к делу. Кстати, кто
занимается убийством актрисы?
– Николаев.
– Это хорошо. С ним проблем не будет. Но не исключено,
что, если версия окажется правильной, мне придется и это дело забирать,
объединять все три в одно производство. Даю вам завтрашний день на то, чтобы вы
раскопали все семейные тайны Риттеров и Кабалкиных. Завтра у нас что?
– Суббота, – подсказал Доценко.
– Ладно, так и быть, даю вам полтора дня, всю субботу и
половину воскресенья. В воскресенье вечером у меня должно быть четкое понимание
ситуации, чтобы было с чем в понедельник утром идти к начальству, с вопросом об
объединении двух дел или трех. Задача ясна?
– Ясна, – нестройно загудели сыщики.
– Хорошо. Сейчас я позвоню экспертам, они обещали к
семи часам хоть что-нибудь умное сказать, и приступим к обсуждению деталей.
Он взялся за телефон, а оперативники тут же принялись
шушукаться. Зарубин начал стонать по поводу опять пропавших выходных, Миша
Доценко спрашивал у Селуянова совета по поводу покупки сантехники для новой
квартиры, а Коротков шептался с Настей:
– Молодец, подруга, ты прямо как будто мои мысли
читаешь.
– Какие именно? – тоже шепотом спросила она.
– Да насчет Риттера. Он жену убил, я тебе точно говорю,
у него на роже это написано. Только алиби непробиваемое, надо придумать, как в
нем дыру проковырять. Судмедэксперт утверждает, что смерть Ларисы наступила
около четырнадцати часов в среду, обнаружил Риттер ее якобы в двадцать два
тридцать, с приема, с вечеринки этой, он ушел задолго до половины
одиннадцатого, еще девяти не было. Где он был? Вечером по Москве совершенно
некуда ехать полтора часа. А от Бережковской набережной до Чистых прудов за это
время можно вообще пешком дойти.
– Юра, да какая разница, где он был, если ее все равно убили
в два часа дня? На это время у него есть алиби?
– Пока есть. Но я его растащу по ниткам, я это алиби
порву, как тузик грелку, – свирепо пообещал Коротков. – И насчет
вечера ты, подруга, не права. Риттер мог убить жену днем, быстро застрелить и
уйти, а вечером он приехал, внимательно все осмотрел, без спешки, следы замел,
может, обыскал мастерскую и какую-нибудь компру на себя нашел и уничтожил, и
только потом вызвал милицию. Вот на что время ушло. Усекаешь? Риттер мне поет,
что долго сидел в машине и думал, как ему правильно поступить, не хотелось
ставить жену в неловкое положение, и водитель его подтверждает, дескать, так и
было. А только врут они оба, у меня нюх на вранье.
– Очень может быть, – задумчиво протянула Настя.
– Ничего не может быть! – прогрохотал прямо над их
головами голос следователя.
Все мгновенно замолчали и испуганно воззрились на
Ольшанского. Что это с ним? Чего не может быть?
– Всем молчать, ничего не говорить. Сейчас я скажу, а
вы десять минут молчите и думаете. Только после этого начнем обсуждать.
Погодите, дайте с мыслями собраться…
Народ испугался еще сильнее. Да что ж такое случилось-то?
Что ему сказали по телефону? Путч, государственный переворот, к власти пришла
хунта, отменили демократию? Началась война с Ираком?
– Значит, так, друзья мои сыщики, – медленно начал
Ольшанский. – Лариса Риттер была здоровее нас с вами. В ее крови не
обнаружено ни малейших следов каких бы то ни было сильнодействующих препаратов.
Кровь как у младенца. Более того. В том флаконе, который был изъят в квартире
Риттеров, хранились совершенно безобидные таблетки под названием «Глицин». Его
дают даже маленьким детям для улучшения работы мозга. Когда-то, очень давно, во
флаконе действительно содержалось то, что написано на этикетке, но это было в
незапамятные времена, следы очень слабые, практически не обнаруживаются. И срок
действия препарата, указанный на той же этикетке, истек еще два года назад, то
есть сам пузырек вместе с содержимым был приобретен гораздо раньше. А мелкая
пыль и крошка, которая имеется во флаконе, это глицин. Вывод: Лариса Риттер не
была наркоманкой. И мне интересно, почему все так упорно утверждают обратное. А
теперь перерыв десять минут на подумать.
Вот это номер! Значит, Валерию Риттеру не было никакого
резона убивать жену. Или все-таки был, но какой-то другой?
Глава 13
Рейс из Афин задерживался на три с половиной часа, и эти три
с половиной часа Михаил Доценко провел без всякой пользы, кляня Аэрофлот,
погоду и людей, которые ухитряются уезжать в Грецию, где, как говорят, все
есть, именно тогда, когда они так нужны в качестве свидетелей. Конечно, он был
несправедлив к матери убитой Ларисы Риттер, ибо умом понимал, что она
согласилась бы никогда в жизни не ездить за границу и вообще не выезжать из
Москвы, если бы это могло спасти жизнь ее дочери. Умом-то он все понимал, майор
Доценко, но ждать уже не было никаких сил. Он успел прочитать три газеты и два
журнала, съесть невкусный гамбургер и выпить две бутылки минералки и три чашки
кофе, когда долгожданный рейс наконец прибыл. Мать Ларисы не без труда
разыскали через туристическую фирму и сообщили ей трагическую весть, так что
возвращалась она раньше срока и знала, что в аэропорту Шереметьево ее будет
встречать сотрудник уголовного розыска. Ох, до чего же не любил Доценко такие
вот встречи! И вообще разговоры с родственниками потерпевших в первые дни после
убийства превращались для него в муку мученическую. Если к виду мертвых тел он
давно привык, то к человеческому горю иммунитет у него никак не вырабатывался.
Ему было всех жалко, а главное – он никак не мог отделаться от чувства
неловкости от того, что терзает людей вопросами, подчас неприятными, в такие
тяжелые для них часы и дни.
