– Не очень, меньше года.
– Ваш муж знаком с Ларисой?
– Конечно. Она и на свадьбе у нас была, и в гости к нам
приезжала. И сегодня должна была… мы собирались…
Лена тихонько заплакала, но быстро взяла себя в руки.
– А сами вы в гостях у Ларисы бывали?
– Да, в мастерской.
– А дома? Я имею в виду не тот дом, где она с мамой
жила, а дом Риттеров.
– Нет, там не была. Все равно поговорить не дадут. Мы с
ней в мастерской любили посидеть, кофе попить, вина какого-нибудь легонького,
потрепаться.
– Одновременно с вами у Ларисы бывал кто-нибудь? Ну там
подружка или приятель?
– Нет. Мы всегда вдвоем были.
Опять двадцать пять. И с матерью-то она только вдвоем, и с
подружкой вдвоем. Никаких зацепок, никаких выходов на новых людей.
– Лариса в последнее время не жаловалась вам, что ей
кто-то угрожает? Может быть, она стала нервной, беспокойной?
– Угрожает? – переспросила Лена. – Нет,
ничего такого. И нервной она не стала.
– Может быть, что-нибудь странное происходило.
Вспомните, Лена.
– Странное… Ну я не знаю, если только это…
– Что? – мгновенно сделал стойку Доценко.
– Ей какая-то женщина все время звонила.
– Какая женщина?
– Да откуда же мне знать? Ларка сама не знала. Придет
домой, а свекровь говорит, мол, тебе женский голос звонил, не представился и
ничего передавать не просил.
Ну-у-у, а он-то размечтался… Подумаешь, позвонил кто-то и не
представился. Такое каждый день бывает.
– Это всего один раз было? – безнадежно спросил
он.
– Да в том-то и дело, что нет. Полгода примерно эта
женщина ей названивала, и всегда именно тогда, когда Ларки дома нет. Ни разу
Ларисе не удалось с ней поговорить. Причем свекровь, Нина Максимовна, уверяла,
что это не одна и та же женщина, а разные. Якобы она голоса хорошо запоминает,
голос был точно не один и тот же.
– И Лариса даже предположить не могла, кто ей звонил?
– Мы с ней всех перебрали. Всем старым подружкам
позвонили, даже тем, с которыми сто лет не виделись, всем знакомым – не они.
Целый вечер, помню, сидели в мастерской и по телефону названивали. Так и не
выяснили.
Вот это уже предмет для разговора. Только с кем? Не с Леной
Завьяловой, это точно. Говорить об этом надо с Ниной Максимовной, которая
подходила к телефону. И с Риттером, может быть, он тоже имел счастье слышать
неизвестную даму. Или эти звонки – такая же выдумка сынка и маменьки, как
Ларисина наркомания?
Кстати, о наркотиках. Лена-то у нас в больнице работает, вот
мы у нее и спросим.
– Знаете, Лена, что мне сказал Валерий Риттер? Что
Лариса была наркоманкой.
– Что? – Слезы, уже готовые было пролиться,
высохли, в глазах засветилось изумление. – Ларка – наркоманка? Да с чего
он это взял?
– Он неоднократно находил у нее упаковки от
сильнодействующих лекарств, – соврал Доценко.
Ну, не очень-то и соврал на самом деле. Пусть упаковки
находила домработница, а не муж, но ведь они же были, упаковки эти.
– Ах, это… – Лена скупо улыбнулась. – Это я ей
давала.
– Вы?
Вот теперь уже Доценко долго не мог закрыть рот от
изумления.
– Зачем, Лена? Зачем ей пустые упаковки?
– Она хотела картину сделать… Такую, знаете, необычную,
не красками, а всю из упаковок. Что-то агитирующее против наркомании. В
Германии в следующем году будет проходить международная выставка «Художники
против наркотиков», или что-то в этом роде, она хотела к выставке сделать
работу. Ей нужны были упаковки именно от наркотических препаратов. Пустые. Это
не нарушение, я у зав отделением спрашивала и у старшей сестры, они разрешили.
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Только спрашивается в
задачке, если Лариса Риттер собирала пустые упаковки, чтобы создать
произведение искусства, то где они? Произведения пока нет. Но и упаковок нет,
по крайней мере, при обыске дома и в мастерской их не обнаружили. Ну и как все
это понимать?
Глава 14
К бывшему жениху Ларисы Риттер Доценко не рискнул ехать в
одиночестве. По словам и матери Ларисы, и ее подруги Лены Завьяловой, Владимир
Харченко был сотрудником милиции и даже занимал какой-то там пост чуть ли не в
главке. Михаил после встречи с Завьяловой вернулся на работу, установил все
данные на Харченко, долго чесал репу и позвал на подмогу Селуянова. Конечно, по
уму-то надо было бы через руководство действовать, как-никак коллега, но время,
время, время… Его не хватало. Его просто не было. Заканчивалась суббота, а в
воскресенье к вечеру Ольшанский спросит, что сделано. Меньше суток осталось.
– Да ладно тебе, мы же его ни в чем не подозреваем, нам
бы только характеристику Ларисы поподробнее составить, – успокоил его
многоопытный Николай, который к инструкциям и негласным порядкам относился
более чем пренебрежительно. – Заодно и о Риттере поспрашиваем, может,
Лариса что-нибудь эдакое рассказывала. Нам ведь что велено? Семейные тайны и
старые истории раскапывать. С бывшим женихом поговорить – святое дело. Просто
как с мужиком. Адресок есть?
– И адрес, и телефон.
– Ты ему уже звонил, о встрече договаривался?
– Нет пока, с тобой вот советуюсь.
– Ну и не звони. Сейчас подъедем тихонечко, поглядим,
что там и как, а если его дома нет, тогда подумаем, как лучше поступить. Где он
живет-то, твой Харченко?
– В районе «Новослободской».
– От конторы рукой подать, пешком дойдешь, пока я
доеду. Где встречаемся?
– Он на Краснопролетарской живет.
– А в каком доме?
Доценко назвал полный адрес.
– Не хило, – тут же прокомментировал Селуянов,
знающий Москву, как свою квартиру, и помнящий месторасположение почти всех
элитных домов. – Все бы менты так жили – горя бы не знали. Но охраны там
нет, это точно. Давай встретимся на углу Краснопролетарской и Садового кольца,
я там буду через полчаса.
Ровно через полчаса Николай подъехал к условленному месту.
– Ну как, много народу успел окучить за субботний
день? – спросил он Мишу, поеживающегося на ветру в пижонской легкой
курточке.
– Двоих. Мать Ларисы Риттер и подружку. А ты?
– Тоже двоих. Полдня провел в обществе Зои Петровны
Кабалкиной. Уж если копать, так от сотворения мира. Потом еще к бывшему мужу
Волковой смотался, про Аниту Станиславовну с ним погутарил.
– И что получилось? – поинтересовался Доценко.
