Она радовалась тому, что обрела привычный вид, и одновременно огорчалась — бремя не исчезло, отныне этот груз, который зовется ее сыном, будет висеть у нее на шее до конца жизни.
Вошла Айрин с младенцем на руках. Она носила его к кормилице — у Терезы с самых родов не было ни капли молока.
Айрин… Только с ее помощью и удалось все это пережить. Она поддерживала Терезу все время, нашла хорошего доктора и, невзирая на недовольство родных, настояла, чтобы подруга временно, пока не поправится, поселилась у нее.
— Смотри, он уснул, — сказала она, отогнув край одеяла и любовно глядя в личико ребенка.
Тереза скользнула по живому свертку отчужденным взглядом. Она не могла внушить себе, что это ее сын. Ей казалось, что это ребенок Айрин или чей-то еще, чей угодно, но не ее.
— Положи тут, — Тереза, видя, что женщина намеревается дать мальчика ей в руки, показала на кровать.
Айрин осторожно положила ребенка поверх одеяла и вынула какой-то сверток.
— Тут наши женщины собрали тебе немного денег…
Тереза вспыхнула.
— Рут, наверное, смеялась надо мной?
— Нет, никто не смеялся, все просили передать тебе привет и чтоб скорее поправлялась… А ты что, опять вставала? Еще рано, Тереза, нельзя! Я подам тебе все, что нужно.
— Все равно скоро придется подняться, — ответила девушка. — Не могу же я лежать тут все время. Ты сама говорила, скоро возвращается Ален — как ему это понравится?
Айрин слегка изменилась в лице.
— Ничего, — сказала она, — Аллен переживет. А ты еще слишком слаба.
— Но у меня почти не осталось денег…
— У меня есть. Приедет Ален — даст мне еще.
— Тебе они самой пригодятся. Ты уже заложила мой гардероб?
Тереза имела в виду наряды, подаренные Нейлом. Она смотреть не могла на эти тряпки, как вообще не желала думать ни о чем, что связано с мужчинами, ибо мысли эти вызывали стойкое отвращение. Сначала она хотела отдать все вещи Айрин, но та отказалась, сказав, что Аллен не любит, когда она наряжается: «Он ревнует меня, не хочет, чтобы я нравилась другим мужчинам, боится, что я могу ему изменить». «Да он сам наверняка изменяет тебе!» — хотела ответить Тереза. Нет уж, никогда она не станет ничьей собственностью! Еще не хватало, чтобы какой-то болван стал ей приказывать, что делать, а чего не делать.
— Нет, еще не ходила, — ответила Айрин, — завтра узнаю.
Потом опять наклонилась к ребенку.
— Смотри, — нежно произнесла она, стараясь вызвать интерес Терезы, — у него голубые глазки… Правда, может, потом потемнеют. У моего Кристиана так было. А личико смуглое, как у тебя. Волосы черные. Интересно, они будут как твои?
— Не дай Бог! — ответила Тереза и вдруг разрыдалась.
— Не надо, не надо, Тереза! — успокаивала Айрин, обняв ее за плечи. — Все пройдет! Ты, наверное, вспомнила отца своего ребенка?
Тереза аж затряслась от злости.
— Что?! Да я его ненавижу! — выкрикнула она, сжав кулаки. — Попадись он мне только, убью своей рукой!
В глазах ее было столько неукротимой решимости, что Айрин отпрянула. И это молодая мать, по существу еще сама почти девочка, хрупкая Тереза!
— Успокойся, — сказала женщина, — забудь. И главное — не жалей. Теперь у тебя есть малыш…
— Не нужен он мне! — вырвалось у Терезы. Господи! Теперь еще придется притворяться, будто она пылает нежностью к этому младенцу, который только и знает, что пищать да пачкать пеленки! И он такой противный… Что симпатичного находит в нем Айрин — непостижимо!
Айрин вздохнула. У нее самой все было по-другому. Она любила отца своего ребенка, хоть он и бросил ее, и Кристиана полюбила, едва он появился на свет. Да, было трудно, очень трудно, но она принимала тяготы жизни без ожесточенности в сердце.
— Может, все же уедешь к матери, — нерешительно начала она, — пойми, мать поможет тебе нянчить маленького, да и вообще. А здесь…
Но Тереза перебила, не дав досказать:
— Скажи-ка лучше, ты нашла какую-нибудь женщину?
В лице Айрин отразилось недовольство.
— Нашла, но… Поверь мне, Тереза, в таких местах дорого берут, а смотрят за детьми из рук вон плохо. Я бы ни за что не отдала своего ребенка в чужие руки. Тебе надо думать прежде всего о своем малыше: а для него лучше всего будет жить с тобой.
— Но я все равно не могу его кормить, — с непреклонным видом возразила Тереза. — А так он будет сыт, за ним присмотрят. Я смогу пойти работать и стану платить за его содержание.
— Но он же совсем крошечный, ему нужна мать! — прошептала Айрин, с жалостью глядя на завернутое в одеяло маленькое тельце. — Господи! Тереза! Хорошо хоть тебе не приходит в голову отдать его в приют!
В ответ девушка отвела глаза в сторону.
— Не делай этого, слышишь! — Айрин схватила ее за руку. — Ты не найдешь себе места всю жизнь, помяни мое слово!
— Я вовсе не думала об этом, — оправдывалась Тереза. — Я просто пристрою его на время у няньки, а потом, когда появится возможность, возьму к себе.
— Ты хоть по выходным его забирай!
— Видно будет, — уклончиво ответила девушка. Айрин улыбнулась.
— А как мы его назовем?
— Что? — Тереза в недоумении повернула голову. Она совсем забыла, что ребенку нужно дать имя.
— Может, в честь твоего отца? Ты мне как-то говорила о нем. Как его звали?
— Барри. Нет, этому ребенку нечего носить его имя!
— Но, Тереза! Маленький же ни в чем не виноват!
Когда ты это поймешь?!
— Никогда!
Послышался шум, и вошли дети Айрин — Кристиан и малышка Делайла.
— Тереза! — Кристиан улыбнулся девушке: она ему нравилась. — Мама, можно мне подержать ребеночка?
— Нет, он уснул. Возьми Делайлу и идите в другую комнату.
Айрин поправила одежду детей и приласкала привычным материнским жестом.
— Не может быть, чтобы ты его не полюбила!
— Оставь это! — досадливо отмахнулась Тереза. Она сидела на кровати в одной сорочке, сползшей с тощего плеча. Ее лицо было бескровным, тело — плоским и худым. Страдания последних месяцев и дней стерли с ее облика почти все краски юности и зарождавшейся женской красоты. Ей исполнилось семнадцать, ей и Тине — в один день. Тереза вспомнила, как они беседовали, сидя на крылечке в день перед ее бегством, и опять заплакала. Увидятся ли они когда-нибудь?
…Через пару дней вернулся Ален — здоровенный грубоватый парень, от шагов которого дрожал пол.
Тереза слышала его разговор с Айрин в соседней комнате.
