Предательство Воителя поколебало эту уверенность до самого основания.
Веска заметил ярко-красный символ, указывающий на крайнюю срочность сообщения, и щелкнул пальцами оборудованных осязательными датчиками перчаток, чтобы воспроизвести информацию на своем визоре. Еще одно послание с Марса, где после бунта, уничтожившего почти всю инфраструктуру красной планеты, силы лоялистов пытались укрепить свои позиции в квадранте Тарсис.
Марсианская кампания пошла не по плану. Магистры кланов по собственной инициативе стали направлять оперативников в попытке обезглавить руководство мятежа, но ассасинам не удавалось преодолеть заграждения из биофильтров и определителей подлинности, защищающих доступ во внутренние круги мятежных магосов Механикум.
Веска вздохнул и следующим щелчком отправил сообщение обратно на пульт. Использование тайных агентов ему не нравилось. Неужели Воитель настолько опасен, что надо прибегать к такой бесчестной тактике? Флотилии семи легионов, посланные, чтобы остановить Хоруса Луперкаля, вероятно, уже ведут сражение на Исстваане-V, хотя сообщению о победе еще предстоит пробиться по астропатическому каналу между Террой и логовом Воителя.
В ежедневных вокс-передачах говорится о сокрушительном ударе по силам мятежников и неминуемом разгроме предательских легионов.
Зачем же тогда посылать ассасинов?
К чему все эти потоки сообщений из Башни Шепотов с приказами Железным Рукам, Саламандрам и Гвардии Ворона о формировании второй волны? Прежде подобные размышления никогда не беспокоили Веску, но заверения, рассылаемые по всему Империуму, в последнее время казались слишком настойчивыми, чтобы быть искренними. И в них чувствовалось отчаяние.
С Терры отправлялись все новые и новые приказы и запросы к экспедиционным флотилиям с требованием уточнить их местонахождение. Веска, бывший ветераном Проводника, начал понимать, что высшие руководители Империума отчаянно стараются установить расположение всех сил и определить их надежность. Неужели измена Воителя распространилась шире, чем кто-либо мог предположить?
Веска продолжал облет зала, как вдруг заметил сигнал с просьбой о помощи. Здешние оперативники, хоть и были подключены к терминалам, все же не являлись сервиторами, у которых удалялась часть мозга. Работники Проводника были способны на независимое мышление, хотя многие считали это серьезным недостатком.
Над головой инфоцита вспыхнула ноосферическая карта.
— Оперативник три-восемь-девять-три-два, какие у тебя затруднения?
— Я… э… это же…
— Говори четче, оперативник три-восемь-девять-три-два, — потребовал Веска. — Если это касается срочного сообщения, ты обязан помнить о четкости и быстроте.
— Да, сэр, только вот это… В это невозможно поверить.
— Четкость и быстрота, оперативник три-восемь-девять-три-два, — напомнил ему Веска.
Инфоцит поднял голову, и Веска понял, что человек не в состоянии подобрать слов, чтобы передать суть возникшей проблемы. Язык отказывался сформулировать слова и столкнуть их с губ.
Веска вздохнул и сделал себе мысленную заметку отправить оперативника 38932 на месячную переподготовку. Гравидиск плавно опустился, но, прежде чем он успел сделать выговор оперативнику 38932 по поводу низкой дисциплины, над другим терминалом в этом же ряду появился еще один сигнал. Затем еще два запроса о помощи, еще три, потом сразу дюжина.
В течение нескольких секунд в зале загорелось не меньше сотни одинаково срочных сигналов вызова.
— Что происходит? — воскликнул Веска.
Он снова поднялся на гравидиске над рядами и окинул взглядом тысячи инфоцитов, находившихся в его ведении. Белые огоньки, словно визуальное воплощение эпидемии, распространялись по залу с ужасающей быстротой. Инфоциты смотрели на своих надсмотрщиков, но Веска не понимал, что случилось. Он опять спустился к терминалу оперативника 38932 и вырвал из дрожащих пальцев листок с сообщением.
Он просмотрел зернистые и слегка смазанные буквы, отпечатанные принтером терминала. Смысл сообщения никак не проявлялся. Символы в результате явно неверной интерпретации складывались в неправильные слова.
— Нет, нет, нет, — пробормотал Веска, мотая головой. Затем он облегченно вздохнул, отыскав единственно приемлемое решение. — Это неверно истолкованное видение, вот и все. Хоры астропатов допустили ошибку. Да, это можно объяснить только так.
Но у него тряслись руки, и, как бы Веска ни старался убедить самого себя, в глубине души он сознавал, что не прав. Неверно истолкованное видение могло вызвать два или три требования подтверждения, но не сотни. Сердце сдавило тяжестью, а из легких как будто выкачали весь воздух. Веска Ордин вдруг понял, что инфоциты не запрашивают подтверждения истинности этих сообщений.
Они надеются, что он опровергнет чудовищную информацию.
Листок выскользнул из его пальцев, но начертанные на нем слова навечно отпечатались в нейронах памяти. И каждая строка усиливала ужас.
Контратака имперских сил на Исстваан-V провалилась.
Вулкан и Коракс пропали без вести. Феррус Манус мертв.
Повелители Ночи, Железные Воины, Альфа и Несущие Слово перешли на сторону Хоруса Луперкаля.
Высоко на западном склоне горы, известной под именем Чо-Ойя, посреди поросшего травой плато стоит изящная вилла. Солнечный свет отражается от белых стен и поблескивает на красной черепице крыши. Из единственной трубы поднимается тонкая струйка дыма, а на коньке крыши уселись в ряд породистые голуби. Над северо-восточным углом виллы поднимается тонкая башенка — то ли одинокая сторожевая вышка, то ли маяк, установленный для безопасности мореплавателей.
Внутри башни Йасу Нагасена стоит перед продолговатой деревянной рамой, к которой серебряными шипами прикрепляет прямоугольный лоскут белого шелка. Чо-Ойя — это древнее название горы, пришедшее из наречия, давным-давно ассимилированного языком, который, в свою очередь, состарился и был забыт. Местные жители говорят, что оно означает «Бирюзовая Богиня», и, хотя поэтичность этого имени привлекает Нагасену, звук умерших слов нравится ему больше.
Башня смотрит на Императорский Дворец, а еще позволяет рассмотреть Пустую гору. Нагасена не смотрит в ту сторону. Это уродливая деталь, хотя и необходимая. Но он никогда ее не изображает, даже когда пишет восточный пейзаж.
Нагасена, обмакнув кисть в горшочек с голубой краской, осторожно кладет мазок между линиями, нанесенными специально, чтобы краска не расплывалась по материалу. Он рисует от руки, работая в стиле мо-шуй.
[16]
Глядя на получившуюся глубину голубого неба, он удовлетворенно кивает.
Он устал. Он рисует с самого рассвета, но хочет закончить картину сегодня, поскольку чувствует, что иначе этого может не случиться никогда. От долгого стояния у него болят кости. Он видел слишком много зим, чтобы повторять эти глупости, но каждый день по-прежнему преодолевает семьдесят две ступени и взбирается на самый верх башни.
