Черные воющие создания укрыли собой адскую машину, и невидимые охранники небытия, скользящие в пространстве, провели поезд через разломы в реальности. Чудовищный локомотив несся с огромной скоростью по кровавому пути целую вечность. Охранники бездны кормились душами дураков, что случайно вторглись в эту область мироздания. Безумцы, сунувшие нос в запретную магию и сумевшие открыть врата между измерениями, были их пищей.
Окровавленные рельсы вели сквозь невозможные, немыслимые, несусветные миры. Миры, жившие только благодаря машинам, миры, порожденные злом, миры, охваченные сумасшествием, миры Хаоса, миры безумия и миры смерти. Все было здесь. Любое знание, которое порождало новую область возможностей, могло быть обретено здесь. И Уриэль чувствовал даже физически, как разнообразная информация переполняет его готовый лопнуть от боли мозг.
Сила, что удерживала до сих пор его хрупкий разум от полного разрушения, утекала, как песок сквозь пальцы. Теперь душой Вентриса овладело осознание пустоты существования и бессмысленности каких бы то ни было действий. Капитан, несмотря ни на что, отчаянно сражался с этим безумием и изо всех сил старался сохранить ясность мысли.
Его звали Уриэль Вентрис.
Он был воином Императора, поклявшимся защищать Его владения до последнего вздоха.
Он был Космодесантником.
Его воля несгибаема, его целеустремленность и решимость намного сильнее, чем у любого другого смертного. Он оказался в чреве мерзкой твари, но он не даст так просто себя сожрать.
Он был… Кем? Его сознание блекло, и сила Хаоса овладевала им, несмотря на защиту адской машины. Уриэль осознавал, что безумие, разрушившее душу и разум многих смельчаков, решивших проникнуть сюда, уничтожает теперь и его. Он боролся изо всех сил, пытаясь сохранить здравый рассудок, в то время как перед его глазами проносилась вся его жизнь. Перед ним прокручивались все возможные варианты того, как она могла бы сложиться. Видения из возможного заставляли Уриэля сдерживать дыхание…
Он видел себя морщинистым стариком, он видел себя юношей, распростертым на простой кровати,
Который так и не стал
новобранцем, окруженным многочисленными опечаленными родственниками.
Он был стройным и поджарым. Рядом стоял и его сын, такой же темноволосый, мускулистый — фермер, привычный к тяжелому труду. Он был выше своего отца, и у него был взгляд воина.
своим на земле родного
Сердце Уриэля наполнялось гордостью и сожалением одновременно:
Калта. Черты его лица были мягкими, но на них отпечаталось
гордостью за своего сына и сожалением
сожаление, что
о том, что этот жизненный путь он никогда не смог бы избрать для себя…
этот жизненный путь он никогда не смог бы избрать для себя…
Образы обоих поблекли в его сознании, хотя он страстно желал увидеть еще, чтобы узнать, в какой же миг он совершил поворот и прожил свою жизнь иначе. Но ему не суждено было узнать это, и новое видение предстало без разрешения перед его глазами.
Павонис.
Дорога Черных Костей.
Тарсис Ультра.
Медренгард.
Что это за места? Как звали людей, что жили там? Это воспоминания или фантазии? Бывал ли он когда-нибудь там? Жил ли он там? Остались ли там его друзья? Он чувствовал вкус каждого слога в названиях, но не понимал их значения, хотя и сознавал, что должен знать их. Кроме… кроме последнего, которое вызывало смутные… воспоминания? Оно обладало привкусом каленого железа и резко пахло то ли пеплом, то ли нефтью. В нем Уриэлю слышались рев громадной топки и стук поршней адской машины.
Эта реальность была чужда ему. Но что мешало ей вторгнуться без приглашения в его рассыпающееся сознание? Враждебная действительность определяла его мироощущение, занимая все больше места и вытесняя все остальное. Внезапно это наваждение исчезло, но было поздно — его разум не выдержал испытания.
Больше ничто не имело смысла. Все исчезало под напором информации. Он не мог больше удерживать в уме никакие логические цепочки. Он чувствовал, как его мысли клубятся, подобно мириадам пчел. Эта скорость не давала возможности опомниться. Уриэль далеким уголком сознания улавливал, что безумие врывается в его мозг, но не мог ничего сделать. Оно убивало разум и развращало душу, но самым страшным было то, что даже если он и переживет это, то никогда уже не сможет избавиться от его ядовитой печати.
Голос, который раздался в голове Уриэля Вентриса, был гласом создания, живущего вне реальностей, вне измерений, вне времени, вне пространства:
— Не бойся, Ультрамарин. Это путешествие ничуть не страшнее и не опаснее жизни обычного смертного. — Голос растаял в реве адской машины. Значит, Уриэль вновь возвращался в какую-то отдельную реальность. — Тем более что оно уже подходит к концу.
Уриэль сделал глубокий вдох. Его сердце, казалось, вот-вот разнесет своими сильными ударами грудную клетку. Кровь шумела в ушах, лицо пылало, а из глаз текли слезы. Уриэль прикусил язык и почувствовал во рту привкус железа. Капитан сплюнул и вдохнул запах дыма, нефти и прочей индустриальной вони. Ему хотелось полежать неподвижно несколько секунд и попытаться понять, где же он находится. Прямо у него над головой простерлась ослепительно белая полоса. Он напрягся, чтобы вытереть запекшуюся кровь с лица. Его ладонь проплыла перед глазами, и он был поражен расплывчатостью ее очертаний. Уриэль вдруг неожиданно почувствовал, что падает, и, вскрикнув, стал лихорадочно ощупывать пространство вокруг себя, выискивая точку опоры.
Его руки скользнули по глинистой поверхности, усыпанной металлическими стружками, и он понял, что лежит на спине и смотрит в небо. Мертвое небо… Оно было пустым и невыразительным, без единого облачка или пятнышка, и эта пустота сразу убивала какие бы то ни было надежды. Все тело Вентриса болело, мышцы были напряжены до предела, а меж лопаток угнездилась изматывающая жгучая боль. Мысли Уриэля были в полном смятении, и он с трудом складывал по кусочкам то, что произошло с ним за последнее время.
Неимоверным усилием воли он заставил себя повернуть голову и увидел, что Пазаниус лежит рядом и его неудержимо рвет. Лицо его друга было настолько осунувшимся и искаженным, как будто вся тяжесть мира опустилась на его плечи.
— Встать! — приказал чей-то скрипящий голос, и тут же на Уриэля обрушился поток воспоминаний: демон, адская машина…
Собрав все силы, он попытался подняться, но его измученное тело слушалось плохо, и все, что ему удалось сделать, — это, перевернувшись на живот, встать на колени. Перед ними возвышался Омфал Демониум, исполинский и безобразный, облаченный в древний силовой доспех. За его спиной виднелся огромный дверной проем, из которого лился красный мерцающий свет адской машины.
Он стоял, провалившись в пыльную землю до щиколоток, и держал свою алебарду наперевес. Меч Уриэля, болтер и огнемет Пазаниуса покоились неподалеку на выступе скалы. Белый свет мертвого неба бликовал на надраенных наплечниках силового доспеха Омфала Дёмониума. И Уриэлю показалось, что ухмыляющийся череп скалился еще злораднее, чем ранее.
