— Вы не поняли вопроса, посол?
— Я прекрасно понял его, герр Пашенко, я только не уверен, что вы и вправду ожидали, что я восприму его всерьез.
— Убийство — дело серьезное, посол.
— Полностью согласен, но мне трудно поверить, что вы можете думать, будто я и правда связан со смертью боярина Кововича.
— Почему? — спросил Пашенко.
— Потому что моя встреча с ним длилась меньше минуты.
— Насколько хорошо вы знали боярина?
— Я же только что сказал.
— Вы слышали о нем до того, как напали на него в Зимнем Дворце?
— Я не нападал на него, он…
— Я владею другой информацией. У меня есть свидетели, которые подтверждают, что вы схватили боярина и угрожали ему, пока советник царицы не разнял вас.
— Он оскорбил меня! — возмутился Каспар.
— И это привело вас в ярость.
— Нет. Ну, то есть я, конечно, рассердился, но не настолько, чтобы убить его.
— Значит, вы подтверждаете, что были злы?
— Я и не говорил, что не был. Он сказал, что надеется, что моя родина сгорит дотла.
— Ясно.- Пашенко записал что-то в блокнот.- А когда вы покинули Зимний Дворец?
— Я точно не уверен во времени, но вскоре после того, как мы услышали, что Вольфенбург пал.
— Свидетели сообщают, что и боярин Ковович отбыл примерно тогда же, значит, у вас была возможность отправиться следом и зверски расправиться с ним.
— Зверски? О чем вы?
— Труп боярина был обнаружен наутро после приема во дворце, хотя опознание потребовало нескольких дней, поскольку голова исчезла, а большая часть одежды и плоти оказалась сожженной, видимо, какой-то кислотой.
— Это должно было потрясти меня?
— Потрясло?
— Да, но не более того. Молот Сигмара, разве у вас в Кислеве не орудует убийца, творящий такое? Мясник?
— Действительно, — кивнул Пашенко. — Однако это известно и иным правонарушителям, которые совершают преступления, имитируя почерк существующих криминальных элементов, пытаясь обвинить тех в собственных жестокостях. И давайте не забывать о лунатиках и сумасшедших, копирующих действия кого-то, кого они считают достойным подражания.
Каспар онемел. Неужели этот идиот не может поверить, что он не имеет никакого отношения к смерти боярина?
Несмотря на нелепость обвинений, Пашенко излучал такую уверенность, что ставил Каспара в тупик.
— Когда вы опознали тело боярина? — спросил Курт Бремен.
— А какое это имеет значение? — поинтересовался Пашенко.
— Возможно, никакого, но все-таки — когда? — настаивал рыцарь.
— Только сегодня утром. Его голову кто-то оставил на пороге нашего здания на Урском проспекте.
— И сразу после этого разгневанная толпа двинулась сюда? Выходит, жители Кислева поистине великие детективы, которые опросили всех имеющихся, по вашим словам, свидетелей, сделали вывод о причастности к убийству посла и прибыли сюда раньше вас и ваших людей.
— На что вы намекаете? — повел бровью чекист.
— Ну же, герр Пашенко, — заявил Каспар, — не играйте с нами в игрушки. Кто-то дал вам информацию и сказал горюющей вдове, куда идти, так?
— Вы ошибаетесь, — ответил Пашенко.
— Нет, сэр, это вы ошибаетесь, полагая, что я невежественный селянин, которого можно застращать жалкими инсинуациями, — сказал Каспар, поднимаясь и указывая на дверь. — А теперь прошу прощения, но в посольстве меня ждут неотложные дела и обязанности, требующие моего внимания. Уверен, вы понимаете, что должны покинуть помещение.
Пашенко встал и слегка поклонился послу:
— Я понял вашу позицию, посол. Доброго вам дня.
Чекист резко повернулся и вышел из комнаты, не сказав больше ни слова, и, когда дверь за ним захлопнулась, все присутствующие облегченно вздохнули.
Каспар почесал макушку и сказал:
— Можете вы в это поверить? Это было бы смешно, если бы не было таким идиотством.
— В чекистах нет ничего смешного, — зловеще заметил Павел.
— Ох, да ладно тебе, — рассмеялся Каспар. — У него нет никаких доказательств.
— Ты не понимаешь, чекистам не нужны доказательства! — рявкнул Павел, поднимаясь и тыча пальцем в Каспара. — Ты не в Империи. В Кислеве любое слово чекиста — закон. Здесь люди исчезают только так. Понимаешь? Они бросают человека в тюрьму, и никто никогда его больше не видит, никто ничего о нем не слышит. Он пропал…
— Даже если это посол иностранного государства? — усмехнулся Каспар.
— Даже если, — кивнул Павел.
Каспар увидел, что Павел совершенно серьезен, и наконец, понял, почему Пашенко держался так уверенно и что, возможно, угроза чекиста не пустой звук.
Глава 4
I
Два тяжелых палаша скрестились в воздухе, выбив друг из друга сноп искр, эхо звона стали заметалось по двору. Каспар повернул кисть и сделал выпад острием меча, но его противник легко уклонился от атаки. Тяжелый палаш не предназначался для фехтования, его создали, чтобы разрубать броню за счет отточенного лезвия и чистого веса. Клинок посла отвели в сторону, и ответный парирующий удар просвистел в считанных дюймах от его груди.
Он обильно вспотел, а рука с мечом горела от усталости. Рукоять палаша едва не выскользнула из влажной ладони, и он перехватил ее двумя руками, выставив клинок прямо перед собой.
— Может, хватит? — спросил его противник.
— Нет, а что, ты уже утомился? — откликнулся он.
Бадер Валдаас улыбнулся, держа свой тяжелый меч так, словно тот вообще ничего не весил. Неудивительно — Валдаас был рыцарем в самом расцвете сил, к тому же на тридцать три года моложе Каспара. Посол каждый день с восхищением наблюдал за тренировками Рыцарей Пантеры, за схватками на тяжелых мечах и копьях, развивающих силу и выносливость, которые просто необходимы для того, чтобы обращаться с таким громоздким оружием с легкостью.
Каспар не помнил, чтобы клинки были такими тяжелыми в те времена, когда он служил солдатом, но он все-таки давно уже не молод — сила и ощущение собственного бессмертия, свойственное юности, превратились для него в далекое воспоминание. Валдаас надел свои пластинчатые доспехи, а Каспар — железный нагрудник с бронзовым орлом в центре и наплечники, окантованные по краям золотой косичкой. Для защиты от случайных ранений во время поединка он облачился еще и в кольчугу, которая обычно носится под полным доспехом. Края палашей были затуплены, но Каспар знал, что любой удар таким тяжелым оружием наверняка причинит человеку немалый вред. Рыцари и стражники собрались посмотреть на своего нового хозяина с крытых галерей и балконов, нависающих над двором, и Каспар уже засомневался в мудрости своего решения возобновить поединок. Он не хотел, чтобы его унесли отсюда на носилках и уложили в койку под взглядами подчиненных, если бы этого только можно избежать!
