Ну что ж, вот и все, что я хотел сказать, впрочем, уверен, стоит только мне отправить это предисловие в Черную Библиотеку, и я тут же начну думать обо всех тех изящных лингвистических оборотах, которые ускользнули от меня в процессе его написания. Ну да ладно.
Наслаждайтесь.
Грэм Макнилл,
25 ноября, 2004
Сейчас…
Весна 2522 года
I
Новорожденному рассвету исполнилось всего несколько минут, а люди уже умирали. Со своего места стоящий на коленях у дымящегося костра Каспар слышал их крики боли, приносимые холодным ветром, дующим из лощины, и безмолвно вверял их души Сигмару. Или Урсану. Или Ульрику. Или любому другому божеству, которое, быть может, наблюдает за ними этим суровым безрадостным утром.
Лохмотья тумана цеплялись за землю, пока болезненное солнце медленно, словно нехотя, взбиралось на бледное небо, сменяя ползущую вниз полную луну и заливая своим мутным светом лощину, в которой две армии встречали новый день, готовясь уничтожить друг друга. Каспар неуклюже поднялся, массируя распухшее колено, и поморщился, когда его кости затрещали. Он слишком стар для того, чтобы снова спать на земле; все тело его ломило от пронизывающего насквозь холода.
Тысячи людей наполнили лощину: копейщики из Остланда, алебардщики из Остермарка, лучники из Стирланда, коссары из Эренграда, меченосцы из Праага и потрепанные остатки полков, поневоле задержавшихся в Кислеве после бойни у Ждевки. Они вылезали из-под одеял и раздували едва тлеющие угли костров, возвращая огонь к жизни. С того места, где стоял Каспар, он видел примерно две трети армии, около семи тысяч бойцов Империи и еще девять тысяч из Кислева и окружающих город станиц. Туман и горный склон скрывали от его глаз еще шесть или семь тысяч воинов.
Много лет он командовал в боях солдатами, и сейчас, как и прежде, мысль о том, что придется послать этих храбрецов, многие из которых только-только начали бриться, на смерть, рождала в нем знакомую грусть и покорность.
Сотни лошадей ржали и перебирали копытами, раздраженные присутствием такого множества солдат и запахом жареного мяса, витающим вокруг них. Слуги успокаивали жеребцов своих хозяев тихими словами, пока уланы-кислевиты раскрашивали шкуры скакунов в цвета войны и проверяли надежность крепления оперенных знамен к седлам. Священники в черных балахонах, представители духовенства Кислева, ходили по лагерю, благословляя секиры, копья и мечи, а жрецы Сигмара громко читали Гимн Молотодержца. Несколько человек утверждали, что видели ночью двухвостую комету, и, хотя никто не был уверен, какого рода это знамение, жрецы истолковали явление как знак того, что божественный покровитель Империи с ними.
Каспару тоже снилась комета, снилось, что он наблюдает, как она сияет, рассекая небеса, и купает землю в своем священном свете. Ему снилась Империя, разоренная войной, ее могущественные города, разрушенные до основания, снилось, что народ его родной страны истреблен: Альтдорф уничтожен пожарами завоеваний, северный оплот Миденхейма утоплен в крови, а его жители повешены на собственных кишках на верхушке Фаушлага. Варвары-северяне и двуногие чудовища бесчинствуют на древних улицах его любимого Нулна, разрушая и сжигая все на своем пути, а какой-то юный золотоволосый мальчик, взяв в руки молоты своего отца-кузнеца, поднимается с ними на бой.
Он тряхнул головой, отгоняя гнетущие мысли, и зашагал к лагерю. Он ночевал отдельно от своих товарищей, не в силах избавиться от чувства вины и не желая ни с кем делить свое горе после того, что он сделал на прошлой неделе у подножия Горы Героев.
Подводы, груженные бочонками с порохом и ядрами, медленно тащились по грязи, а потные погонщики мулов и мускулистые возницы выбивались из последних сил, не давая телегам увязнуть окончательно. Кренясь, подводы двигались к возвышенности, на которой над длинным рядом тяжелых пушек развевались знамена Имперской артиллерийской школы. Там, где канониры ждали приказа открыть огонь, дымились жаровни, а инженеры в сине-красных мундирах Альтдорфа вычерчивали схемы стрельбы для мортир, размещенных в обнесенных габионами
[2]
артиллерийских окопах.
Каспар обогнул подводу с алебардами, топорами и древками копий, направляясь к своему черно-золотому флагу, вздымающемуся рядом с пурпурной хоругвью Рыцарей Пантеры. Его конь стоял в загоне вместе с рыцарскими лошадьми, слуга Курта Бремена кормил и поил его. Сам Курт преклонил колени в молитве вместе с остальными рыцарями, Каспар не стал прерывать богослужение, налив себе кружку горячего чая из кипящего над ближайшим костром закопченного чайника.
Рядом всхрапнул закутанный в шкуры Павел, и, несмотря на все, что случилось за последние несколько месяцев, Каспара захлестнуло чувство дружеского расположения к старому приятелю. Он отхлебнул чаю, жалея, что у него нет меда, чтобы подсластить кипяток, но тут же улыбнулся такому нелепому здесь желанию и почувствовал, как остатки сна выветриваются из его головы. Он взглянул на север, в сторону входа в лощину, туда, где сорокатысячная орда соплеменников Верховного Зара Альфрика Цинвульфа тоже готовилась к битве.
— Совсем как в былые дни, а? — заметил Павел, выбравшись, наконец, из-под шкур и потянувшись к припрятанному бурдюку с квасом. Он сделал огромный глоток и передал мех Каспару.
— Да, — согласился тот, хлебнув крепкого напитка. — Разве что мы стали на двадцать лет старше.
— Ну да, старше. А мудрее или нет, Павлу о том неведомо.
— Тут я спорить с тобой не стану, не дождешься.
— Они уже поперли на нас?
— Нет, — ответил Каспар, — еще нет. Но скоро они выступят.
— И мы надерем им задницы и погоним обратно на север!
Каспар хмыкнул:
— Надеюсь, что так, Павел.
Между двумя старыми друзьями повисла тишина, а потом Павел спросил:
— Думаешь, мы сможем побить их?
Каспар несколько секунд обдумывал вопрос, прежде чем ответить:
— Нет, я так не думаю. Их слишком много.
— Ледяная Королева сказала, что мы победим, — заметил Павел.
Каспар посмотрел на вход в лощину — откуда-то издалека донесся унылый вой сигнального рожка, — отчаянно желая поверить в то, что Ледяная Королева не ошиблась. Туман и дым лагерных костров заслоняли все, кроме огромных стоячих камней, давших лощине ее название.
Урзубье. Зубы Урсана.
Нарастающий рев покатился из устья ущелья — гортанное пение воинов Верховного Зара, которому вторило эхо звона их мечей и топоров об окованные железом щиты.
Ледяная Королева утверждала, что эти камни стоят того, чтобы за них сражаться.
Каспару оставалось лишь надеяться, что они стоят также того, чтобы за них умереть.
