Тут до него наконец дошел смысл царившего вокруг молчания, и он поднял голову. Зубы его блеснули в недовольной ухмылке.
— Так вы меня порицаете? — Анри взглянул на меня. — Это сказывается кровь Эрлевы. Поскольку отец ее был превосходный кожевенник, то и она много чего умела делать хорошо. Я эти таланты унаследовал. И вовсе их не стыжусь.
Агнесса искоса посмотрела на него.
— Ну, зачем же поджимать губы, мадам? В жилах герцогини Аквитанской течет та же самая кровь. Эрлева была женщина основательная, возражений против этого я и слушать не стану. — Он закончил штопать, откусил нитку острыми зубами и вернул иглу владелице. — Ну вот — как новенькая. — Анри сделал добрый глоток пива, но от еды отмахнулся. — Поем позднее. Мне сейчас нужно… — Он вдруг присмотрелся ко мне. — А я вижу, вы надели мой подарок, госпожа.
Я дотронулась рукой до шеи. Конечно, он имел в виду ожерелье Мелюзины. Опалы вообще-то выглядят зловеще, но сейчас, в свете утренней зари, они мягко светились.
— Я никогда его не снимаю.
Кажется, я невольно усмехнулась: об ожерелье я вспомнила в последнюю очередь, после вуали и кружев, но зачем Анри знать об этом?
— Теперь, госпожа, нам нужно поговорить о делах. И времени на это совсем мало, ибо вы заставили меня ждать всю ночь. Можно где-нибудь поговорить наедине?
Он встал из кресла, коренастый, крепкий, сразу же заполнив всю комнату своей кипучей энергией. Отказать ему было просто невозможно. Я провела его в свою спальню.
— И что же вам угодно обсудить?
— Мои права, — сказал он, плотно прикрывая дверь.
— Права?
— Нареченного жениха. Они ко многому обязывают. И я желаю осуществить их безотлагательно.
С непостижимым проворством Анри уже избавлялся от своей одежды: рубахи, сапог, чулок, штанов, — разбрасывая их по всей комнате. Затем, поскольку я не сопротивлялась, он расправился и с моим нарядом — так же ловко, как давеча штопал перчатку. Я чувствовала себя так, будто оказалась в центре сражения: он в равной мере и соблазнял меня, и брал приступом. Анри был талантливым воителем, он не ведал сомнений на поле брани, и под одеялом, как я поняла, вел себя таким же манером. Сперва он отвлек меня коварным развертыванием своих сил, затем скрытно подобрался вплотную — так, что я и не заметила, а уж затем стремительная атака и упорное отстаивание захваченных территорий завершились решающим штурмом и вторжением, которое невозможно было отразить. Он не упускал из виду ни единой мелочи. Моя крепость была окружена, захвачена и сдалась на милость победителя.
Чуть позднее, когда тело мое еще пылало от огненных ласк, а разум упивался наслаждением, я посмотрела на действия Анри другими глазами. Скорее всего, то было не вторжение вражеского войска, а роскошный пир в честь нас обоих равно, от которого мы в одинаковой мере получили удовольствие.
«Вы принадлежите мне, — сказал он когда-то. — И об этом не забывайте!»
Проведя с ним час на своем ложе, я об этом вовсе не собиралась забывать.
— Ну что, оправдал я ваши ожидания? — бесстыдно спросил Анри, вытянувшись рядом со мной.
— В какой именно части?
Я ведь могла в подходящих обстоятельствах проявлять не меньшую игривость, чем любая женщина.
— Да в какой вам угодно.
Я погладила рукой многочисленные шрамы, покрывавшие одно его плечо и торс — память о годах, проведенных в частых сражениях. Но Анри производил огромное впечатление и развитыми мышцами настоящего атлета. Увы, он не обладал скромностью — а с чего бы ему, собственно говоря, скромничать? Мною он обладал и чрезвычайно долго, и на диво разнообразно, просто великолепно.
— Вы превзошли все мои ожидания, — честно призналась я. — Наверное, вас я и ждала всю свою жизнь.
— Это чувство взаимно. Вы прекрасная женщина. — Он взял мое лицо в ладони, не давая мне отвести глаза и пронзая насквозь своим пристальным взглядом. — Я понял, что люблю вас, герцогиня Элеонора. Мне и раньше так казалось. Но теперь я знаю точно.
Этого я не ожидала: он говорил с таким горячим чувством, что и мне нужно было ответить тем же, говорить с ним совершенно честно.
— Я очень долго мечтала услышать подобное от мужчины.
С ужасом почувствовала, как неудержимо наворачиваются на глаза слезы.
— От мужчины, которого вы любите? — настойчиво спросил Анри.
— Которого, возможно, полюбила бы, — уклончиво ответила я.
— Вы не выдаете своих чувств, а? — Он рассмеялся. — Но мне кажется, мы оба остались довольны друг другом. — Анри горячо поцеловал меня. — Вы же понимаете: вполне возможно, что сейчас вы понесли мое дитя, любимая. Теперь вы должны выйти за меня замуж.
Я ожидала уже, что Анри сейчас повторит свой штурм, однако он вскочил с ложа.
— Куда вы?
Ответ прозвучал глухо, потому что в тот момент он как раз натягивал через голову рубаху, одновременно ощупью отыскивая штаны и чулки.
— Вставайте, любовь моя. — Он сел, надевая сапоги, и искоса взглянул на меня. — Созывайте своих епископов, родственников, всех подруг и свидетелей в собор, Элеонора — мы венчаемся.
— Сейчас? Боже милостивый!
— Почему бы и нет? Вы можете себе представить более подходящее время?
Анри выскочил из спальни, громко окликая своего оруженосца, а я достала из-под подушки оправленное слоновой костью зеркальце и посмотрела на свое отражение. Долго я вглядывалась в него, пока не смутилась окончательно от нежности во взгляде и мягких линий губ, от встрепанных волос и нежного румянца, залившего щеки. Не может быть, чтобы один только час, проведенный в объятиях анжуйца, сотворил со мной такие чудеса. Заслышав его шаги в коридоре, я поспешно спрятала зеркальце подальше.
— Вы что, все еще раздумываете? Не могу в это поверить! — Анри остановился в дверях. — Вставай, женщина, одевайся быстро.
Все еще потрясенная увиденным, я повиновалась.
И вот мы стоим в церкви, ожидая торжественного выхода епископа.
— Насколько я понимаю, вы не испрашивали разрешения на брак у Людовика, вашего сюзерена? — спросила я у Анри, который нетерпеливо переминался с ноги на ногу рядом.
— Не испрашивал. — Как я быстро поняла, Анри был человеком действия, а говорил мало. — А вы?
— Тоже.
В широком центральном нефе собора святого Петра мы ожидали прибытия епископа, захваченного моим вызовом врасплох. Да все были захвачены врасплох, поэтому вокруг царило некоторое смятение. Никто из присутствующих не был одет подобающе для такого торжественного бракосочетания и предстоящего пиршества — в первую очередь сами жених и невеста. Анри сумел избавиться от стальных доспехов, но переоделся в кожаный охотничий костюм; у меня подол платья был запылен, а волосы наспех уложены неровными локонами. По сути дела, это и не был настоящий праздник, но лишь столь желанное выполнение той договоренности, которой мы достигли, когда я еще была замужем за Людовиком. Все же у меня на шее красовалось ожерелье из золота и опалов, наследие Мелюзины.
