— Да. — Улыбнулся и почти сразу же слегка нахмурился. — Я припоминаю де Лезе…
— Вы одержали победу! — перебила я, не давая ему времени вспоминать отрубленные руки де Лезе.
— Да. Это была победа.
Все-таки что-то не давало ему покоя.
— Вы утвердили свою власть над непокорным вассалом, который позарился на то, что принадлежит мне.
— Припоминаю. Бог даровал мне свое покровительство. — Людовик снова улыбнулся, повернулся на бок и, опершись головой на руку, посмотрел на меня. — К чему вы это говорите?
В его взоре светилось милостивое расположение, и я устремилась вперед, пока ему не пришло в голову вознести очередную молитву.
— Понимаете, Тулуза. Я хочу, чтобы вы отвоевали для меня Тулузу.
— Тулузу?
То было обширное владение, примыкающее к Аквитании с юго-востока и простирающееся почти до самого Средиземного моря. Людовик смотрел на меня с непониманием.
— А у вас есть на нее права?
— Ну конечно же, есть. Моя бабушка Филиппа была графиней Тулузской в собственном праве. У нее отобрали ее владения, когда дедушка был уже слишком стар и болен, он не мог сражаться и отвоевать ей Тулузу. У нынешнего графа Альфонсо нет никаких наследственных прав, он держится только на праве сильного, — поведала я ясно и понятно. — Так не должно быть. Это мои владения.
В этом была доля правды, даже притом, что мы утратили Тулузу уже более двадцати лет назад. Но существовало одно обстоятельство, которое вполне могло сыграть мне на руку.
— Теперь, когда у меня есть могущественный супруг…
Я оставила эту фразу незаконченной — пусть Людовик сам додумывает. Разве я не мечтала об этом давным-давно? О сильной руке, которая сумеет удержать мои земли. Так отчего не вернуть владения, похищенные у меня? А если успех в битве еще и укрепит мужскую доблесть Людовика… Здесь крылось столько возможностей! Я дала Людовику время привыкнуть к моей мысли, а сама тем временем протянула ему кубок со сдобренным специями вином, стоявший на ночном столике.
— Вы только подумайте, — настойчиво продолжила я, пока он неторопливо прихлебывал вино; на щеках проступил легкий румянец, и возник он отнюдь не от хмельных приправ. — Ваши владения разрастутся, возрастет и уважение к вам, если вы совершите поход и сокрушите того, кто осмелился посягнуть на принадлежащее мне по праву.
Я положила ладонь на его щеку, чтобы он смотрел прямо мне в глаза; головы наши едва не соприкасались. Мои распущенные волосы чувственными завитками ложились ему на грудь, на плечи.
— Я стану гордиться вами, Людовик, если вам удастся восстановить мои права в Тулузе, вернуть это владение мне… нам.
Семя упало на подготовленную почву. По лицу супруга, по его глазам я видела, как оно прорастает. Можно сказать и так: я зажгла небольшую свечу, которая разгоралась и превращалась в костер. Людовик сделал большой глоток из кубка — перед глазами у него, несомненно, встало видение славы и величия.
— А какую славу вы себе завоюете! — подбросила я дров в костер. — Ни один вассал не посмеет противиться вам.
— Верно…
— А как я стану восхищаться вами!
— Вы говорите искренне?
— Конечно.
Людовик хлебнул еще вина, вытер губы тыльной стороной ладони.
— Ну, тогда я так и сделаю. Тулуза снова станет вашей.
Я забрала у него кубок, поставила на столик, поцеловала мужа в губы.
— Какой у меня могучий супруг! Мой победоносный государь… Я ясно вижу, как острие вашего меча касается шеи графа Альфонсо и тому не остается ничего, кроме как вернуть Тулузу…
Под моими поцелуями губы его потеплели. Он с удивительной силой обхватил мои плечи. Бедром я почувствовала, как совершается у него восстание плоти, как затвердевает его мужественность.
— Людовик… — томно вздохнула я, едва отрываясь от его губ.
Бог был им доволен и позволил успешно довести дело до конца. Правда, длилось это слишком недолго, но все же Людовик оставил во мне королевское семя. Ничего особенного я не почувствовала. А как иначе, если его интерес к женщине в лучшем случае едва теплился и проходил очень скоро? Тело мое никак не откликнулось на свершившееся, а в душе осталось лишь удовлетворение тем, что удалось вообще побудить супруга к такому подвигу. Все время я молилась о том, чтобы утроба моя не осталась пустой.
— Благодарю вас, Элеонора.
И с тем Людовик уснул.
Клянусь Пресвятой Девой, Данжероса! Ты ради вот этого поставила на карту свою репутацию?
Глава шестая
Людовик стал готовиться к походу, причем так этим воодушевился, что потряс меня, поверг в ужас мать, а королевского советника привел в совершенную ярость. Я даже не предполагала, что король примет мой совет так близко к сердцу, а действовать станет так стремительно. Мне казалось, что потребуется куда больше одной ночи на моем ложе, дабы разжечь в его сердце горячую ненависть к Тулузе, однако же Людовик так жадно ухватился за повод к военному походу, как голодный кот бросается на птичку, готовую вот-вот упорхнуть. Против этого плана выступили многие, и свое несогласие они выражали громко и горячо, но Людовик остался глух к их доводам.
— Скажите же мне, во имя Всевышнего, для чего нам делать графа Тулузского своим врагом?
Аббат Сюжер, в ярости, что Людовик принял решение, даже не потрудившись посоветоваться с ним, умел сохранять издевательскую маску почтительности. Он высказывал сомнения в том, что поход, который обойдется дорого, принесет Франции сколько-нибудь ценные плоды.
— Оттого что у него нет права на эти владения, — отвечал ему Людовик. — Тулуза принадлежит Элеоноре.
— Вам дали дурной совет. — Аббат скользнул неприязненным взглядом по моей фигуре, потом снова посмотрел на Людовика. — Да разве вы не понимаете, государь, что вассалы в этом вас не поддержат? Они откажутся дать своих рыцарей. Никому из них не хочется иметь у себя под боком обозленного соседа. А никаких споров с Тулузой у нас нет.
— Я разгромлю графа Альфонсо, господин мой аббат. Более он уж не будет ничьим соседом, и гнев его никого не станет тревожить.
— Я молю Бога, — беспомощно развел руками аббат, — чтобы он счел вас достойным победы, государь.
— Я сам попрошу Его об этом. Мне Он не откажет.
А что Аделаида? Она себя почтительностью не утруждала.
— Вы никуда не отправитесь, мой сын.
Вот тут она допустила ошибку. Я увидела, как у Людовика напряглось лицо.
— Отправлюсь, мадам.
— Людовик! Вы должны прислушаться ко мне, даже если не желаете принимать во внимание советы аббата Сюжера.
Ха! Аделаида так ничего и не поняла. Людовик прислушивался ко мне, и в Пуатье мы отправились с ним вместе — я приготовилась ожидать там все время, пока Людовик будет собирать войска. Мне всем сердцем хотелось бы отправиться с ним и дальше на юг, в глубь моих владений, и это искушение прогоняло прочь из моих жил проникшую было туда северную вялость, однако произошло чудо. В ту единственную ночь, когда я рисовала перед Людовиком радужную перспективу победы над Тулузой, его обладание мною, сколь бы кратким и мимолетным оно ни было, принесло свои плоды. Истечения мои прекратились, а по утрам начались приступы дурноты.
