Анри Плантагенет состроил виноватую мину, качнул головой и снова стал внимательно прислушиваться к обмену мнениями, который становился все оживленнее.
— Не одни только мои владения унаследует мой сын, — гнул свое Жоффруа, — но через Матильду, супругу мою, сможет непосредственно претендовать на английский трон.
Людовика все это мало трогало.
— Если не считать того, что Стефан, кузен вашей супруги, благополучно сидит на этом троне и имеет сына, который ему наследует. Мне не верится, что большинство английских лордов возьмутся за меч ради Матильды.
Людовик, пусть он и проводил слишком много времени в молитвах, по-прежнему пристально следил за тем, что происходит в соседних государствах — стараниями аббата Сюжера.
— Матильда сталкивается со многими трудностями, с этим я не спорю, — недовольно проворчал Жоффруа. — Английским баронам не очень-то хочется признать над собою власть женщины. Совсем не так, как в утонченной Аквитании, где женщинам не запрещается править. — Он поклонился мне, в глазах вспыхнули огоньки. — Но притязания Стефана покоятся на зыбком основании. Законное право принадлежит моему сыну Анри, и я уверен, что Англия покорится мужчине, чей меч окажется самым могучим. Не хотите ли, Ваше величество, рискнуть вместе со мной? Ваша дочь выйдет замуж за моего сына и в конце концов сделается королевой Английской.
Людовик задумчиво переплел пальцы и посмотрел на Анри, который ответил ему бестрепетным взглядом, разрумянившись от неожиданного внимания.
— А что скажешь ты, Анри Плантагенет? — обратился Людовик к нему.
— Я скажу к тому времени, когда госпожа дочь ваша войдет в возраст и станет моей женой, я стану королем Англии.
Я попыталась сдержать улыбку. Сколько высокомерия, сколько неколебимой уверенности в собственных талантах. Ее с избытком хватило бы и мужчине, вдвое старшему годами. Увлеченный мыслью, Людовик прищурил глаза:
— Думаю, это звучит весьма привлекательно.
— И еще я полагаю, что Ее величество не станет возражать против такого брака.
Людовик медленно повернулся, посмотрел на меня через голову Жоффруа:
— Элеонора?
— Я имел честь встречаться с Ее величеством в Пуатье, когда она пребывала там, — объяснил Жоффруа прежде, чем я успела обдумать свой ответ. С невинной, будто пенка в кувшине с остывшим молоком, улыбкой граф бросил в пруд опасный камешек и теперь хотел посмотреть, как будут разбегаться волны. — Мы предварительно обменивались мнениями о такой перспективе, и не один раз.
— Я не знал об этом, — заметил Людовик, и между бровей у него залегла глубокая складка.
— Ее величество с большим удовольствием показала мне некоторые из своих любимых охотничьих угодий, — продолжал объяснять Жоффруа. — Мы отлично поохотились там.
Вот как! Под слоями тонкого полотна, шелка и парчи позвоночник у меня напрягся, по нему быстрой волной прокатилась дрожь. Анжуец умышленно играл с огнем, который мог обратить в головешку меня.
— Вы были в Пуату, когда там находилась Элеонора? — переспросил Людовик.
— Совершенно справедливо, государь.
Людовик быстро взглянул на меня, и я без труда прочитала то, что было в его взгляде. Разве я не видела этого прежде? Ревность, такая же яркая и зеленая, как шитье на рукаве дорогого камзола Жоффруа. Значит, Жоффруа затевает против меня козни, так выходит? Ни для кого не было тайной, что Людовик квохчет надо мной, как наседка над своим цыпленком. История Маркабрю, изгнанного трубадура, о котором я сильно сожалела, широко распространилась и ясно говорила о нраве Людовика. Стало быть, граф Анжуйский хочет заварить тут для меня кашу? Я по-прежнему улыбалась, но в глубине души закипал гнев, а с ним и немалое презрение. Да как он смеет сидеть здесь и вести опасную игру, подвесив у меня над головой угрозу разоблачения и угрожая обрушить ее, словно острый меч, на мою шею, если я не пойду с ним заодно? Решится ли он так поступить? Откроет ли мою неосторожность перед Людовиком и всем двором?
Обвинит ли меня в супружеской неверности, если только я не поддержу его предложение о помолвке Марии и Анри?
Пригубила вино, чтобы промочить пересохшее горло.
Нет. Нет! Мысленно я покачала головой, во мне крепла уверенность. Конечно же, он этого не сделает. Слишком опасно для него самого: обнаружится, что вассал Людовика состоял в греховной связи с его женой. Однако он старался запугать меня, вызывая у короля такие подозрения, которые способны были серьезно мне повредить. Что же — он впрямь считает меня настолько слабой, чтобы добиться моей поддержки в обмен на его молчание? Во мне опять вспыхнула ярость. Да как смеет мужчина, которого я выбрала себе в любовники, ставить меня в подобное двусмысленное положение! Еще хуже то, что я сама предоставила ему такую возможность. За это он заплатит! Я заставлю его расплачиваться. Я крепко взяла себя в руки и улыбнулась Людовику.
— Из Пуату я направилась прямо в Аквитанию, Людовик, а затем возвратилась домой, так что могла и позабыть о такой безделице, как беседы с вашим сенешалем. Впрочем, да! Припоминаю, кажется, что господин мой граф Анжуйский упоминал о своих надеждах, связанных с этим браком. — Я сочла возможным адресовать улыбку и анжуйцу, небрежно пожала плечами. — Но я, должно быть, и об этом позабыла. Какое же решение можно принять без вашего на то согласия?
— Мне вы ничего не сказали.
На лице Людовика залегли суровые морщины. Я снова слегка дернула плечом, обворожительно небрежно.
— Когда я воротилась сюда, вы были захвачены мыслями о предстоящем походе в Святую Землю. Вы ни о чем другом и слышать не хотели. Какой смысл был обсуждать возможности брака нашей дочери, которой и двух лет еще не исполнилось? Мне думалось, что мысль эта заслуживает внимания: Мария станет госпожой в Анжу, а co-временем может стать и королевой Англии. — Я послала Жоффруа безмятежную улыбку. — Сейчас я уже не так в этом уверена. Как вы и сказали, Стефан, похоже, берет верх в Англии.
Мне было приятно увидеть, как в глазах Жоффруа промелькнула тень вспыхнувшего раздражения, хотя на лице он сохранял бесстрастное выражение.
— Я усматриваю в таком браке выгоды, — медленно проговорил Людовик, и в его глазах подозрительность сменилась алчностью. — Мария взойдет на трон Англии…
— Мне думается, это решение слишком серьезное, чтобы принимать его без должного всестороннего размышления. — Аббат Сюжер в первый раз вмешался в нашу беседу, причем как мой союзник, даже если сам он этого не сознавал. Я чуть не расхохоталась и заставила себя потупить очи, устремив взгляд на скромно сложенные руки. — Полагаю, это тот случай, когда утро вечера мудренее.
Людовик смотрел задумчиво и нерешительно.
— Прекрасный совет, — промурлыкала я.
— Да! Я стану молиться, чтобы Бог наставил меня. — Король бесхитростно улыбнулся своему сенешалю. — Приходите утром, позавтракаем вместе, господин мой граф. И я дам вам свой ответ.
