— Значит, мы опять станем предателями.
— Да.
— И ты не можешь жениться на дочери предателя.
Я произнесла это, зная ответ.
Ричард не ответил.
— О Ричард, — прошептала я, пытаясь проглотить стоящий в горле ком.
Отбросив напускное спокойствие, Ричард шагнул ко мне. Схватив за руки, он привлек меня к себе. Я уткнулась лицом в металлические пластины его кольчуги, вдохнула знакомый запах и ощутила его тепло. Он прижался губами к моим волосам, но его голос звучал сурово и мрачно.
— Анна, я знаю, что причиняю тебе боль. Но ты еще очень юная. Со временем боль утихнет. Ты найдешь себе другого мужа. Ты дочь Уорика, и у тебя не будет с этим проблем. — Я почувствовала, как по моей спине пробежала холодная дрожь, а Ричард продолжал, все сильнее стискивая мои пальцы: — Я обещаю тебе, что ты выйдешь замуж и вырастишь ораву детишек, таких же строптивых, как и ты. Ты обязательно будешь счастлива.
Я в ужасе подняла на него глаза. Или меня охватил гнев? Я уже и сама не понимала своих чувств. Как может он так стремительно переходить к обсуждению моего будущего замужества? Сама я видела впереди лишь черную бездну.
— Не буду, — прошипела я. — И я не хочу никакого счастья. Ты отказываешься от меня так непринужденно, как будто я для тебя ничего не значу. — Вот и сохрани тут спокойствие. Страх потери заставил меня забыть о чувстве собственного достоинства. — Итак, я найду другого мужа. Ну еще бы. Разве я не Невилль? Но найду ли я другую любовь? Ты говоришь, что боль утихнет. Я тебе не верю. Или ты имеешь в виду свою боль? Она утихнет?
— Нет, — выдохнул он.
— Так почему же моя боль должна утихнуть? Скажи мне, Ричард, ты меня когда-нибудь любил? Любишь ли ты меня сейчас?
— Как можешь ты сомневаться в моих чувствах?
Его глаза возмущенно сверкнули, но он не попытался уклониться от моих обвинений.
— Анна, но что нам остается? Вражда между моим братом и твоим отцом разрушила все наши надежды.
— Я знаю! — Мой гнев мгновенно трансформировался в отчаяние, а вместо ядовитых упреков из груди вырвались сдавленные рыдания. — Отец задумал лишить твоего брата короны. Что может быть хуже этого?
— Черт бы побрал этого Уорика!
— Но он мой отец. Я обязана любить и уважать его.
— Как бы то ни было, он разрушил наше счастье. — Прижимая ладони к груди Ричарда, я ощущала, как бешено бьется его сердце. Едва сдерживаемый гнев нарастал и рвался наружу. — Никогда не сомневайся в моей любви, Анна, — прошептал он. — Я буду любить тебя до конца своих дней. Все это ранит меня так же сильно, как и тебя. И меня убивает то, что я ничем не могу тебя утешить.
— Ричард! Пора…
Услышав донесшийся из-за двери голос Фрэнсиса, Ричард вскинул голову. Наше время истекло. Я почувствовала, что мой любимый весь подобрался, хотя пожатие его рук стало еще нежнее. Неужели нам больше нечего сказать друг другу?
— Возьми вот это. — Я стащила с пальца колечко, тонкий золотой ободок, украшенный рубином. Оно было слишком маленьким для мужской руки, но мне удалось надеть его ему на мизинец. — Ты будешь его носить?
— Да.
Последний поцелуй. Последнее объятие. В последний раз губы Ричарда жадно прильнули к моим губам. В этом болезненном поцелуе не было радости, не было сладости, лишь беспощадность расставания. Он обхватил мое лицо ладонями и начал целовать влажные от слез щеки, виски и веки.
— Мне кажется, что тогда, много лет назад, я влюбился в твои глаза… Они такие темные, но когда ты на меня смотрела, они лучились светом. Я погрузился в них и с тех пор так и не нашел выхода. И все же я должен тебя покинуть… Храни тебя Господь, любовь моя. Мне пора…
Это было невыносимо. Итак, он как благородный человек отпускает меня на свободу. Он жертвует своей любовью… Но я этого не хотела… Я не желала, чтобы мной жертвовали.
— Ричард…
Но я не знала, что мне еще сказать… Все уже было сказано. Я выпустила его руки, как будто обжегшись, и выпрямилась во весь рост, цепляясь за остатки гордости. В конце концов, передо мной стоял принц крови, а я была всего лишь подданной, и к тому же изменницей. Присев в глубоком реверансе, я почтительно склонилась над каменными плитами пола.
Ричард сгреб со скамьи плащ и шляпу и уже намеревался меня покинуть. Я его опередила. Одним прыжком я оказалась рядом и схватила его расшитые кожаные перчатки. Он протянул руку, ожидая, что я подам их ему.
Я покачала головой, сминая пальцами мягкую кожу. На атласной подкладке сверкал геральдический символ Ричарда, белый вепрь. Мощные клыки были вышиты золотом. Сильное животное показалось мне пойманным и совершенно беспомощным в сияющем узоре вышивки. Вдруг перед моими глазами все расплылось. На моих ресницах застыли слезы.
Ричард тихо и грустно засмеялся.
— Так ты решила украсть мои перчатки?
— Да.
Я спрятала руки с перчатками за спину.
— Они для тебя слишком велики.
— Я знаю.
Он понял, зачем они мне понадобились. Ричард всегда меня понимал.
— Что ж, если это тебя утешит, оставь их себе.
Я увидела в его глазах жалость. Как я презирала себя в этот момент! Я прижала перчатки к груди, но все во мне кричало: этого недостаточно! Как могут они заменить мне тебя? Пара перчаток — единственное утешение в жизни, исполненной сожалений?
— Прощайте, ваша светлость.
Я не должна больше плакать!
— Прощайте, миледи. Прощай, моя любовь.
Я закрыла глаза, чтобы не видеть, как Ричард покидает меня, и без сил опустилась на каменные ступени алтаря. Лишь услышав, что шум стих, а топот копыт начал удаляться, я вскочила и бросилась бежать на крепостную стену.
Я смотрела Ричарду вслед, пока меня окончательно не ослепили слезы. Если он и оглянулся, я этого не видела. Если он помахал на прощание рукой, это осталось незамеченным. Лишь одна мысль жестокой болью отдавалась у меня в висках. Если мне и в самом деле суждено прожить жизнь изгнанницы, я больше никогда его не увижу. Мне показалось, что у меня в груди на месте сердца образовалась странная пустота. Я знала, что ничто никогда не заполнит этой зияющей бездны. Я сунула руки в перчатки, надеясь ощутить его тепло, но они уже остыли. Мое тело сотрясали рыдания, и я едва держалась на ногах.
Графиня проявила мудрость и позволила мне в полном одиночестве выплакать горе на продуваемой всеми ветрами стене. Окончательно замерзнув, я спустилась вниз.
— Он уехал.
Я шмыгнула носом, надеясь, что вуаль скроет от ее глаз мое распухшее лицо, и сунула перчатки за лиф платья.
— Я знаю.
Мама приложила ладонь к моей щеке. Всмотревшись в мое лицо, она увлекла меня на кухню, где усадила за грубо сколоченный стол и налила в кубок вина. Кухарка поставила передо мной миску горячего бульона. Я молча сидела, упорно отказываясь принимать от них утешение. Не обращая внимания на удивленные взгляды слуг и нанеся непоправимый ущерб своим юбкам, мама придвинула ко мне табурет, села рядом и обняла за плечи. Она развернула меня к себе и посмотрела в глаза.
