— Принеси вина, — мягким, но не допускающим возражений голосом говорил тот, — а затем подбрось дров в камин. Тут слишком холодно. — Придворный обернулся, услышав звук открывшейся и закрывшейся двери и наш смех, и немедленно отвесил нам изящный поклон. — А затем обслужи этих леди. Я не сомневаюсь, что они тоже хотели бы подкрепиться.
Юноша был очень молод, не старше Изабеллы. Несмотря на его явную доброжелательность, отразившуюся на открытом улыбчивом лице, мне сразу стало не по себе. В его присутствии я вдруг остро ощутила, что мои волосы растрепались, а с подола капает вода. Я поймала себя на том, что расправляю складки вуали и одергиваю рукава. Почувствовав на себе внимательный оценивающий взгляд, я зарделась от смущения и досады. Томас, поначалу как будто не спешивший выполнять полученные распоряжения, вдруг взялся за работу. Насколько мне было известно, он владел французским, поскольку, как и любой отпрыск благородного рода, получил хорошее образование. Наверное, произношение и интонации молодого человека вызвали у него затруднения с пониманием обращенных к нему слов.
— Живее, парень, вина, — скомандовала я. — Слуги короля Людовика обычно расторопнее.
Вельможа снова улыбнулся и указал на резной серебряный графин и кубки на тонкой ножке, расположенные на столике поодаль.
Томас покраснел, засуетился, наполнил кубок и поднес его молодому человеку так, как его учили, слегка склонив голову, как и перед графом.
— Благодарю, — произнес молодой человек, принимая у него кубок, — но ты больше никогда не должен заставлять меня ждать. Ты очень молод и, наверное, не привык к придворным порядкам. — Он наклонился вперед и доверительно понизил голос. — Подавая мне вино, ты должен демонстрировать больше почтения.
Он фамильярно хлопнул Томаса по плечу, но мне показалось, что в этом жесте было больше силы, чем дружелюбия. Хрупкий для своих двенадцати лет Томас покачнулся и едва удержался на ногах. Я гневно шагнула вперед и раскрыла рот, чтобы обрушить на молодого человека резкие слова упрека, но Изабелла вцепилась в мою юбку. Сохраняя спокойствие, Томас подошел к нам с серебряным подносом, на котором стояло два кубка с вином. Я увидела, как он побелевшими пальцами сжимает резные края подноса, твердо решив на этот раз не сплоховать. Чтобы подбодрить его, я улыбнулась и поблагодарила, но он продолжал встревоженно щуриться.
— А теперь позаботься о камине.
Этот отчетливо прозвучавший приказ заставил Томаса броситься к огромным поленьям и, несмотря на вызванную волнением неловкость, отлично выполнить задание. Затем он выпрямился в ожидании новых поручений.
— Что еще я должен сделать, милорд?
— Тебе следует преклонить передо мной колени.
Это было сказано мягко и прозвучало, как обычное напоминание.
Томас поспешил повиноваться. Склонив голову, вельможа разглядывал его в течение нескольких секунд.
— Хорошо. Это все.
Томас вскочил на ноги и покинул зал, продемонстрировав скорость, но не изящество. Он едва успел поклониться, повернув к нам раскрасневшееся от стыда лицо. Мне стало не по себе. Я никогда не видела, чтобы граф или графиня ударили слугу, не говоря уже об оруженосце из хорошей семьи. Но на улыбающемся лице вельможи не было ни малейших следов раздражения или гнева. Я решила, что мне показалось. Просто он застал Томаса врасплох, вот тот и покачнулся. Он не хотел обидеть парнишку или причинить ему вред.
Мы с Изабеллой продолжали стоять у двери. Молодой человек поставил бокал и приблизился к нам. Он еще раз поклонился и блеснул белозубой улыбкой. Его манеры были безупречны, и он излучал обаяние, которому невозможно было не поддаться. Я почувствовала, что мое сердце забилось чаще.
— Располагайте библиотекой по своему усмотрению, леди. Теперь тут достаточно тепло и вам будет удобно. — Вельможа развел руками, распространяя вокруг себя облако удушливо-сладких духов с ноткой какого-то очень резкого запаха. Изящным жестом он пригласил нас проследовать к камину. Взглянув мне в глаза, он перевел взгляд на Изабеллу. Улыбка стала еще шире. — Приношу свои извинения, но я должен вас покинуть. Срочные дела…
Вельможа вышел, оставив дверь открытой, и зашагал по коридору.
Я вынуждена была признать, что он привлекателен. Ни одна женщина не смогла бы этого отрицать. И все же почему он даже виду не подал, что знает, кто мы такие? По блеску его глаз я поняла, что ему это известно. Точно так же он знал, что Томас — не простой слуга. На его камзоле красовался герб Невиллей. Глядя на удаляющуюся спину незнакомого юноши, я нахмурилась. Как вызывающе развевается плащ у него за спиной, как горделиво покачиваются павлиньи перья на шляпе! Как он посмел проигнорировать нас подобным образом?! Разногласия между нашими семьями, с моей точки зрения, не являлись для этого достаточным основанием.
Мы с Изабеллой переглянулись.
— Насколько я поняла, это и есть человек, которого мы хотим посадить на английский трон, — заключила она.
— Да. Он очень красив.
Я произнесла первое, что пришло мне в голову.
— Да уж. — Изабелла нахмурилась, как будто ей это пришлось не по вкусу. — И ты считаешь, что он чем-то лучше Кларенса?
Этого я сказать не могла. Вспомнив его пристальный изучающий взгляд, я почувствовала, что заливаюсь краской. Нам не надо было его представлять. Мы и так знали, кто только что покинул библиотеку. Густые рыжеватые волосы, светлая кожа, глаза неопределенного коричневато-зеленого цвета… Все это было в точности таким, как у его матери. И этого было вполне достаточно, чтобы мы поняли — перед нами Эдуард Ланкастер.
Последующие несколько дней я провела, размышляя над этой первой встречей. Больше я его не видела, хотя, должна признаться, высматривала в огромных залах и насквозь промокших от дождя садах. У меня не шел из головы образ этого красивого, высокого, атлетически сложенного юноши, несомненно привлекающего к себе внимание, где бы он ни оказался — будь то застолье или рыцарский турнир. Мне было совсем нетрудно представить (что я, собственно, и делала, вынужденно предаваясь праздным мечтам), как он направляет своего великолепного, повинующегося малейшим движениям его сильной руки коня к прекрасной даме, чтобы попросить у нее шарф, который он смог бы носить на рукаве. Разумеется, на месте дамы я видела себя. Вот я на зависть остальным присутствующим на турнире дамам заправляю нежнейшую ткань под пластины его кольчуги, и принц скачет с развевающимся на ветру шарфом навстречу победе. Солнце играет в его шелковистых волосах, вспыхивающих золотом, как только он снимает шлем, чтобы принять заслуженную награду из моих рук.
Это всепоглощающее видение занимало все мои мысли.
Я грустнела и вздыхала, потому что дни проходили, не принося желанной встречи. Эдуард Ланкастер был поразительно красив, но в этой красоте не было ни тени женственности. У принца был упрямый подбородок, четко очерченный нос и вызывающий взгляд горящих глаз. Я вспоминала его тонкие и изящные пальцы, подобно рукам Маргариты украшенные перстнями. Что касается его одеяния… Судя по всему, королева экономила на себе, но не на сыне. Неужели все, что ей удавалось выручить, она тратила на то, чтобы все сразу видели — перед ними принц Уэльский, наследник английской короны? На его груди блестело тяжелое ожерелье из изумительных сапфиров, а сапфировая брошь удерживала павлиньи перья на его берете. Этих драгоценностей вполне хватило бы на то, чтобы снарядить военный корабль, который мог бы доставить принца к родным берегам.
