Мои мысли повернули в гораздо менее приятное русло. Если король Эдуард одержим местью, то, возможно, он велел осквернить тело графа? И где оно теперь? Возможно, его разорвали на части и развесили на воротах и мостах Лондона как предостережение всем потенциальным предателям? Я уткнулась лицом в подушку и застонала. Эти мысли были невыносимы.
— Выпейте вина, леди.
У моей постели стояла Беатриса с кубком в руках. У меня не было сил даже на то, чтобы отказаться. Я промолчала.
— На все Божья воля, — пробормотала она. — Мы должны смиренно принимать посылаемые нам испытания.
— Нет, не должны! Я не желаю их принимать!
Я похолодела при мысли о маме. Как она? Где она? Если она жива, знает ли она о смерти отца? Возможно, прощаясь с графом в Анжере, она чувствовала, что видит его в последний раз? Я и представить себе не могла, как графиня перенесет эту страшную весть. Супруг погиб, одна из дочерей накрепко привязана к Ланкастерам, другая волей-неволей очутилась в лагере Йорков. Сможет ли она справиться с подобным разделением?
Вдруг мое внимание привлекла острая боль в локте. Я опустила глаза и с удивлением увидела огромный кровоподтек. Проведя рукой по нежной коже предплечья, я поморщилась и все вспомнила. В гневе принц вновь утратил самоконтроль. Я поняла, что мама не единственная, кого ожидает одинокое и туманное будущее. Одернув рукав, я попыталась скрыть следы насилия. Но мне нечем было скрыть от себя свой страх. На меня нахлынуло отчаяние, и я расплакалась. Мое тело сотрясали рыдания, и мне не было дела до того, что Беатриса видит мое горе.
Наконец я уснула.
Мы провели в Серне десять дней, и все это время армия у стен аббатства неуклонно росла. Дни в холодном и неуловимо враждебном окружении, от которого мне негде было укрыться, тянулись бесконечно. Принц по большей части отсутствовал, все свое время посвящая созданию армии, которой предстояло доставить его в Лондон. Его энергия была поистине неиссякаема. Он уезжал на рассвете и возвращался уже после захода солнца. Всю свою жизнь Эдуард готовился к этому моменту, к попытке вернуть отнятое наследство. Теперь до престола было рукой подать, и принц был готов на все.
Я была предоставлена самой себе и все свое время проводила у ворот аббатства, беседуя с путешественниками, которые хотели укрыться от непогоды, или прибывшими к королеве гонцами, с нищими или калеками, желавшими воспользоваться гостеприимством монахов. Я искала тех, кто хоть что-нибудь знает о судьбе графини. Я походила на обитающее у входа в аббатство привидение. Единственным человеком, нарушавшим мое одиночество, была Беатриса.
— Пойдемте, миледи. Из этого не выйдет ничего хорошего.
Она пыталась чуть ли не силой увести меня в отведенную нам комнату.
— Я должна быть здесь.
Я была глубоко несчастна. Меня терзали мрачные предчувствия и ужасающее одиночество. Мир, знакомый мне с детства, лежал в руинах у моих ног. Граф погиб, Изабелла и Кларенс были накрепко связаны с Эдуардом Йорком. В довершение к этому я ничего не знала о маме. Возможно, она тоже погибла. Мы утратили все наши владения и замки. Я была жалкой просительницей. У меня за душой не было ни пенни, а над моей головой проклятием висело мое происхождение. Мое будущее находилось в руках ненавидящих меня людей. Королева меня презирала, а муж угрожал физической расправой.
Я впала в беспросветное отчаяние. Только здесь, в аббатстве Серн, у меня открылись глаза. Зрелость наотмашь ударила меня осознанием того, что мой отец — вовсе не герой, каковым я привыкла его считать. Я ведь всегда безоговорочно ему верила. Но мой колосс оказался на глиняных ногах. Кто был повинен во всех моих утратах? Я знала ответ. Мой отец, граф Уорик.
И это знание причиняло мне невыразимую боль. Мое сердце обливалось слезами, но глаза были сухими.
Что его ослепило? Что побудило поставить на карту благополучие своей семьи? Я и это понимала. Амбиции, самонадеянность и жажда власти. Восходящая звезда Вудвиллей угрожала затмить его собственную славу главного советника короля. Теперь я понимала, что король все время протягивал отцу руку дружбы, но граф от него отвернулся. Он отказался делиться королевскими щедротами с соперниками. Позже мой отец стремился любой ценой вернуть Невиллям все их владения, пусть даже ради этого ему пришлось встать на колени перед ненавистной анжуйской королевой.
Глядя на проходящих мимо аббатства путешественников, я вспоминала простое объяснение, которое еще в Миддлхэме предложил мне граф. Он без труда убедил меня в том, что король Эдуард заблуждается. Теперь я увидела обратную сторону этой медали. Я уже знала, на какие крайности способны люди, одержимые честолюбием. Разве не был мой собственный супруг лучшим тому подтверждением? Подстегиваемый жаждой власти, он развил бурную деятельность, которая сама по себе убедила его в том, что он просто не может проиграть в этом противостоянии.
Опустошенная безысходным одиночеством, я поняла, что отец предопределил наше падение, вопреки воле Эдуарда выдав Изабеллу за Кларенса. Лежа ночью без сна, я задыхалась от горечи и обиды. Граф нас уничтожил. Он использовал меня для заключения этого безнадежного союза. Любящий отец никогда бы так не поступил. Я приходила к неизбежному выводу: Эдуард Плантагенет был королем, и граф Уорик не имел права оспаривать этот факт. В Барнете он поднял меч на помазанника Божьего. Возможно, он действительно заслуживал смерти. Но мой обожаемый отец погубил не только себя, а и нас всех.
Затем во мне просыпалась фамильная гордость Невиллей. Мой отец возложил корону на голову Эдуарда Плантагенета. Разве тем самым он не заслужил благодарность монарха? Эдуард не имел права использовать Невиллей, а затем отшвырнуть их прочь! Я также принадлежала к этому гордому роду. Я всех заставлю со мной считаться!
Но кто меня поддержит?
Мое сердце было разбито, и я жила в постоянной агонии. Куда бы я ни обращала свой взор, нигде я не видела выхода.
Пока однажды у дверей аббатства не появилась труппа бродячих жонглеров и акробатов, воспользовавшихся затишьем в военных действиях.
— Ваша матушка жива и здорова, — сообщил мне облаченный в яркое, но потертое одеяние руководитель труппы, когда я подбежала к воротам.
— Жива? — Это слово теплым комочком упало в мое заледеневшее сердце. — Здорова?
— Графиня высадилась в Саутгемптоне, леди. — Странствующий артист выпятил грудь, как будто выступая перед обширной аудиторией. — Она ехала на запад, чтобы присоединиться к вам, когда ей сообщили о том, что произошло в Барнете. Полностью разуверившись в людях и жизни, она укрылась в аббатстве Булье и не желает его покидать.
Мне ли не знать, что она сейчас испытывает!
— Она говорила о графе?
— Нет, леди. Не говорила.
— Как она? Она хорошо себя чувствует?
Я хотела узнать как можно больше.
Акробат наморщил лоб.
— Графиня держалась очень спокойно, леди. Но в ее глазах я видел горе. Думаю, она очень страдает. Она боится, что король Эдуард выместит на ней гнев на ее супруга.
