Я пытаюсь донести до этих баранов, называемых советом, что наше племя просто удвоилось, и надо не делить барыши, а наискорейшим образом ассимилировать людей в новых условиях. Пока их держат на месте прежних стоянок силами одной дивизии. Но кто бы меня слушал, эти мелкопоместные царьки, считающие за доблесть украсть чужого коня или отнять понравившуюся женщину, а потом долго токующие об этом холодными зимними вечерами, как о величайших событиях своей жизни, цифры, которые я называю, просто не могут переварить. Для царьков это – много, очень много. Вот когда видно, что в юрте сидят дикие, неграмотные пастухи, примитивные бандиты, мародеры.
Мой дядя со своим сыном отличились, нарушили приказ, нахватали без счету добра и через своих прислужников уже организуют его вывоз. Командир дивизии Алтан поступил аналогично и вовсю грабит воинский обоз побежденных. Оба аж багровые – «Не трожь, мое!» Снять меня пока не успели, а Капитан и Майор оказались моими людьми. Убилай охраняет пленных, его воины всячески препятствуют мародерству, но оно все растет. Видя, что такие люди не слушают моих приказов, и другой народ потихоньку тащит все, до чего дотягивается. Чжирхо отобрал почти все, награбленное дядюшкой Даритаем, его сынком и Алтаном.
Но дальше-то что? Я же не могу их казнить, как обещал казнить всех мародеров и дезертиров? Вес у меня не тот. Кто же знал, что эти уроды полезут грабить, а за ними и половина моего войска. Кого казнить-то? Всех убью – один останусь? Пока весь этот бардак продолжается, население, естественно, оказывает сопротивление при мародерских наскоках на свое добро, попытках изнасилования и похищения, видя, что часть моих воинов этому препятствует. Количество жертв с обеих сторон растет на глазах, а этим – только кумыс жрать.
И в этот момент братец Бельгу, снизойдя к моим призывам обсудить судьбу пленных и переживая, что я мешаю ему есть и пить, предложил решить вопрос кардинально – перебить плененных, и дело с концом. Вот сука какая! Заткнул ему пасть, пообещал, что за каждого убитого сдуру пленного буду вычитать по два барана из его доли добычи. Ну и как прикажете следить за этим уродом, чтобы чего-нибудь не натворил? А остальные что, лучше?
В лагере пленных восстание. Около двадцати пяти тысяч мужчин собрались, вооружились как могли и кинулись на прорыв. Убилай не стал их удерживать, умница, мог стрелами всех выкосить, пока восставшие до предгорий доберутся. Рассчитывал, что выдохнутся, уймутся и – назад вернутся, к семьям. Ведь ни коней, ни вооружения, ни организации. Но в течение дня никаких положительных изменений не произошло, и пришлось бросить две дивизии на прячущихся в редких деревьях и траве удальцов.
…Пологие склоны, трава уже достаточно высокая, тополя, березы, заросли кустарника, но спрятавшегося видно всаднику с коня. Оставлять в тылу такую массу противника нельзя, вся операция пойдет насмарку, разобьются на банды и начнут мстить, воссоединяясь с семьями. Снова в плен удалось взять около десяти тысяч. Пятнадцать погибло, а к ним – пало пять тысяч наших. Сопротивлялись беглецы отчаянно, одними ножами резались, но кто бы мне говорил, что может сделать человек с одним ножом. Двадцать тысяч смельчаков полегло из числа лучших людей этого народа.
Да, народ все-таки один. И в этом народе нашлась одна сволочь, мой братец Бельгу. Пьяный, съездил к пленным (надо же было похвалиться, покуражиться) и сообщил им, что он брат хана, был на совете, и его предложение – вырезать всех мужчин племени – принято и советом, и ханом. Вы дерьмо, а я крутой, всех вас резать будем. Я твою маму, и папу, и бабушку, и так далее. Те проверили, поспрашивали у наших – действительно брат хана, поверили и поперли на выход. А что им оставалось делать? Достаточно посмотреть на морду Бельгу.
Так одна сволочь уничтожила двадцать тысяч лучших бойцов своего народа, которые должны были его защищать. Сволочь, за всю свою предыдущую жизнь убившая по одному несколько человек, подло, из-за угла или в стае. Мое появление дало ему возможность перейти от действий рядового мясника, бычары, – сразу к геноциду. Об этом уцелевшие пленные рассказали, один сам все слышал.
Выбил Бельгу пинком под зад из юрты совета, исключил навсегда и запретил на совете появляться. Лишил всей доли в добыче. А что я еще могу? Заодно и дядю Генерала из совета исключил, благодаря его бездействию бардак получил развитие. Он, видите ли, мародерством занимался, некогда ему было пленных обустраивать. Я бы их всех поисключал, но тогда мне проще самому из юрты совета выйти.
Дальше вся работа с пленными и дележом добычи прошла по плану. Единственное отличие – вопрос о вступлении мужской части покоренного племени в наше войско даже не поднимали. Мои волками на пленных смотрели после таких потерь, несколько лет должно пройти, прежде чем вместе в одном строю воевать будут. А пока побежденным оружия лучше не давать. Настроение – как в бочку с дерьмом окунулся. Похоже, с моей наукой побеждать этих дикарей один на один оставлять нельзя. Опять надо думать.
Глава 7
Основная часть добычи ушла на обустройство пленных, особенно семей, утративших кормильца, и на компенсации семьям наших погибших и раненых. Теперь на Бельгу, нанесшего такой ущерб многим карманам, практически все смотрели зверем, он быстро собрал свои манатки и куда-то, не попрощавшись, откочевал. И правильно, скотина, целее будешь!
Несмотря на то что в целом богаче мы не стали, народу в войске прибавилось изрядно. После первых побед к нам присоединилось много родов, главы которых принесли мне присягу. На их присягу можно не обращать внимания, но тысяч сорок за три дня мы сможем выставить, хотя по-прежнему это будет орда ордой. Вывод: нужно готовить грамотных офицеров, а уж они пусть формируют свои подразделения, исходя из поставленных задач. Готовлю только лично мне преданных людей. Алтан, мой дядя, и с десяток других – урок на будущее.
Насчет грамотных занятно – письменности у них нет. Может, наш алфавит ввести, а то я нормальный приказ с вестовым не могу передать, только устно, что запомнит гонец. Учить кочевников некому, я один не потяну, пока Цэрэну арифметику вдолбил, понял – ну не учитель я.
После победы вопрос о моих перевыборах не поднимался, как-то спокойно и естественно за время подготовки к войне я перетек в шкуру хана, все привыкли и вроде даже забыли, что я – это я, сумасшедший старик лекарь, обнаруженный прошлым летом в вымирающем стойбище. Похоже, всех устраивает настоящее положение дел, им так проще и спокойнее за свое будущее. Акыны Бортэ работают, кое-что слышал сам и вполне доволен.
В целях объединения населения и для поднятия своего престижа объявил всеобщий праздник и пир. Выдал для этого из своей доли почти всех баранов без согласования с Бортэ. Не знаю, как тут принято, я за хозяйством и имуществом семьи не слежу. Пусть меня побольше народу увидит и лично запомнит. Большинство богатеев жадные, от них такого не дождешься, но много ли раз в своей жизни бедняк наедался досыта? А здесь такой случай: подходи, угощайся, на хана любуйся, личность запоминай.
Да и люди должны расположиться друг к другу: на пир приглашаются все – и победители, и побежденные. Мир будем праздновать, на десятилетия – мир. За столом рядом со мной, на местах жен, сядут две дочери хана разгромленного племени. Демонстративно роднимся, покажем всем, что принятые в племя – те же люди, за одним с нами столом сидят. Тьфу, на кошме. Надеюсь, праздник хоть как-то снизит накал страстей после приснопамятной резни.
