Россек устало слушал жреца. Он был не в настроении слушать проповеди. Любые намеки на его возможную карьеру в ордене вызывали у него тошноту. Он годами жаждал поста волчьего лорда, однако ничего не делал, чтобы его заполучить, и сразу признал право Грейлока занимать его. Однако сейчас доказательство его несоответствия должности было продемонстрировано со всей полнотой.
— Что ж, возможно, вы ошиблись, — вырвалось у него.
Клинок Вирма кинул на него презрительный взгляд:
— Неужели я слышу жалость к себе? Оставь ее для смертных. Какую бы вину ты ни взвалил на себя, отбрось ее. Ты не можешь вернуть братьев, но можешь как следует сражаться.
Россек хотел ответить и пропустил апперкот, молниеносный, как укус волчьих челюстей. Клинок Вирма ударил левой, обрушив волчьего гвардейца на каменный пол. Еще мгновение, и волчий жрец пригвоздил его к полу, сжимая рукой в перчатке обнаженную шею Россека и оскалив клыки.
— Я хотел, чтобы ты понес наказание за содеянное, — прошипел Клинок Вирма. Его лицо было всего в паре сантиметров от Россека. — Грейлок не позволил. Сказал, что твои клинки понадобятся. Кровь Русса, лучше бы тебе доказать его правоту!
Россек хотел было отшвырнуть жреца. Он физически был способен на это. Его броня вдвое мощнее доспеха Клинка Вирма, а волчий жрец стар.
Однако волчий гвардеец сдержался. Священность жречества была слишком сильна. Клинок Вирма стал первым, кого Россек увидел, войдя в Этт укрощенным кандидатом. Похоже, он же будет и последним, кого Тромм увидит перед уходом в Царство Моркаи.
— Так чего ты хочешь, лорд? — прорычал Россек, чувствуя собственную кровь во рту. — Чтобы я сражался с тобой? Тебе не понравится результат.
Клинок Вирма с отвращением покачал головой и ослабил хватку. Вскочив на ноги, он отбросил Россека к стене.
— Я хочу разжечь в тебе огонь, парень, — пробормотал он. — Напомнить о пламени, бывшем в твоей крови при твоем появлении здесь. Может, я опоздал. Может, ты уже позволил неудаче погасить его.
Россек вскочил на ноги, чувствуя, как взвыли сервомеханизмы поврежденной в битве брони.
— Меланхолия делает тебя бесполезным, — промолвил Клинок Вирма. — Ты что, думаешь, ты первый волчий гвардеец, который привел свой отряд к поражению?
— Я так не считаю.
— Не вижу знаков.
— Тогда, может, тебе стоит поискать получше.
— И где же?
— В воинах, которых я спас, — оскалился Россек, чувствуя, как в нем наконец закипает гнев. — В Кровавых Когтях, которых я вытащил из-под удара, когда погиб Бракк. В Предателях, которых убил тогда и после. В щенке, взятом Волком, которого я вернул с самого обрыва.
Клинок Вирма помедлил, а затем внимательно взглянул на Россека.
— Ты это сделал? Без жреца?
— Да. И теперь, когда Бракк ушел, я поведу остатки его Стаи. Им нужно руководство. — Мука на мгновение отразилась в его глазах. — Тот, кто выучил урок командования.
Клинок Вирма все еще пристально вглядывался в лицо гвардейца.
— Тогда делай это, — промолвил он наконец, и в голосе уже не звучало обвинение. — Но избавься от этой меланхолии. И тогда я поверю решению Грейлока.
Россек проворчал, стремясь проскочить мимо волчьего жреца. Клетки для тренировок манили его, там можно было выместить горечь и разочарование.
— И еще кое-что, — сказал вдруг Клинок Вирма, положив руку на грудь Россека и не давая уйти. — Охотник, что сейчас лежит в моих залах, Аунир Фрар. Он будет жить.
Россек невольно почувствовал, как волна облегчения затопила его с головой, и ему пришлось изо всех сил стараться, чтобы скрыть ее.
— Спасибо, что сказал мне об этом.
— Но не ты принес его к творцам плоти.
Россек покачал головой.
— Его принес ривенмастер.
— Да, я знаю. Как его зовут?
Россек мгновенно вспомнил имя. Смертный из Клыктана, с усталым, честным лицом.
— Морек. Морек Карекборн. Почему ты хочешь это знать?
Клинок Вирма уклонился от ответа.
— Для полноты сведений, — сказал он наконец, опустив руку и давая Россеку уйти. — Ничего важного. А теперь иди. Помни мои слова. Да пребудет с тобой длань Русса, Тромм.
— И со всеми нами, — отозвался Россек, прежде чем нырнуть в темноту, ведущую обратно в Ярлхейм, где Волки готовились к бою.
Чудовища крались в чернильной мгле Печати Борека, исчезая за громадными колоннами. Они безмолвно скользили, прильнув к земле. Лишь когда желали объявить о своем присутствии, они нарушали маскировку, сверкая громадными чистыми глазами или издавая низкое утробное рычание.
Невозможно было определить, сколько их. Временами казалось, что из Подземелья Клыка выбралась пара десятков существ. Но в иные моменты было похоже, что их несколько сотен. Что-то притягивало их к жилым секторам Этта, и что бы это ни было, оно продолжало творить свою магию. С тех пор как Бьорн явился из Хранилища Молота со свитой из монстров, никто не мог отрицать, что у них есть право быть здесь. Но это не означало, что кэрлы были от них в восторге или что они не делали знак копья всякий раз, когда вынуждены были проходить мимо косматых созданий.
Так что отряды смертных держались подальше от темных углов пещеры. Все лестницы и лифтовые шахты, ведущие вверх и вниз, находились в западной части, поэтому и защитные сооружения расположились именно здесь. Как и в Клыктане, здесь установили огневые линии и в ключевых точках возвели баррикады. Сюда срочно доставлялись боеприпасы, строительные материалы и броня. Кое-что было совсем недавно выковано и отлито в яростных глубинах Хранилища Молота и еще не остыло.
Фрейя участвовала в этой работе, хотя основную часть времени проводила с Альдром. Как и у большинства дредноутов, его пост находился в Печати Борека, и теперь он ждал начала действий. Когда появятся враги, его орудия будут на первой линии, вместе с боевыми братьями обрушивая огненный ад на захватчиков.
Дредноут становился все менее странным, по мере того как тускнели его воспоминания о заключении в гроб. Жалобы на неудобство и потерю сменились обнадеживающей решительностью. Фрейя могла сказать, что он с нетерпением ждет битвы. Ему сложно было пробудиться из Долгой Тьмы и затем проводить дни в подготовке и ожидании. Он предпочел бы выйти из укрытия прямо в бурю вражеского огня. Но вместо этого приходилось терпеливо ждать, пока трэллы-сервиторы снуют вокруг, проводя непонятные ритуалы и готовя его адамантиевый саркофаг к бою.
— Так на что это похоже? — спросила Фрейя, в минуту отдыха жуя черствую полоску сушеного мяса.
— Что именно?
— Когда над твоей броней так трясутся, — пояснила девушка. — Ты ощущаешь прикосновения к ней, как к коже?
Фрейя уже чувствовала, когда начинала раздражать Альдра. Она не знала как — в конце концов, он не подавал никаких знаков и внешне никак не выражал своих чувств, — но впечатление было довольно сильным.
